– Валерий Олегович, пока моя молодость бездарно проходит в интригах и подкупах, Машка спит со студентом.
Смешок, крошечный глоток виски, вытянутые ноги…
– Машка? – переспросил сонно. – Машка… Брось, другую найдем!
…Через 15 минут в номер Очкарика постучали. Женя Маленький просиял в открытую дверь лучезарнейшей из улыбок. Очкарик скривился и хотел закрыть дверь. Но вместе с улыбкой Женя мгновенным движением протиснул ногу в проем и промурлыкал:
– Ну, брось, наши хризантемы в саду вовсе не отцвели. Есть разговорчик…
– Пошел нах…, ты мне за 2005-й еще должен!
– Душа моя, я ведь и не отказываюсь. Обсудим? По соточке?
Очкарик с отвращением пропустил прекрасного негодяя в глубину номера. И потекла неторопливая беседа при выключенных телефонах («батарейки на стол, скотина!»), заглушаемая звуками телевизора.
Ровно через полтора часа Женя Маленький мчался по огромному коридору «Хилтона», фальшиво напевая: «Отцвели-и уж давно-о хризанте-емы в саду! Но любо-овь все живет в моем се-ердце больно-ом!»
(«Я достаточно плачу своему секретарю, чтобы никогда не слышать его пение», – скажет Валерий Василевич в 2017-м на суде, вспоминая этот день.)
Еще через пять минут Женя Маленький стучал в другую дверь, которую ему открыл бритоголовый Мариненко.
Игорь был завернут в огромное махровое полотенце, несколько напряжен.
– Через пять минут спущусь вниз.
Секретарь Василевича отодвинул его и вошел в номер, бесцеремонно плюхнулся в кресло.
– Игорь, ставки сделаны. Очкарик принял план А, и теперь он не Всеволода, а наш. Мы инвестируем в кампанию Горенко, Очкарик убеждает Всеволода, договор должен быть подписан не позже чем завтра. Ни одна живая душа не знает об этой встрече. А кто знает, перестанет быть живой душой… Шучу!
Женя Маленький пьяно заржал и налил себе еще.
В этот момент дверь ванной открылась, и в комнату вошла абсолютно голая Марьяна.
– А, черт! – вскочил секретарь, вопросительно глядя на Мариненко. – На кой черт тебе сегодня шлюхи?! Б…дь, вся охрана будет уволена. Через час жду.
И, не оглядываясь, покинул номер.
Майдан, 2014, январь
…На Майдан Марьяна поехала с температурой.
Тимофей ночевал у Ромы. Марьяне не нравилась его новая жена – промытая, как и его машина, высокая блондинка без груди, скорее напоминающая транссексуала, чем бабу. Но теперь у них так модно: пиджак, белая рубаха, хвост, прозрачные, ничего не выражающие глаза, безукоризненная машина и безукоризненная вежливость. Такие женщины спокойно раздеваются, если пазл «движения вперед» не косячит, никогда не напиваются, не рыдают, не хотят детей, равнодушны к прошлому. Она работала в каком-то «реанимационном пакете реформ», и Марьяна все пыталась представить человека, который придумал эту ху…ту – «реанимационный пакет». Как эти люди, в принципе, могут называть себя журналистами? Но бывшему мужу она не говорила ни слова. В конце концов, он заслужил свое счастье… Ну, или представление о нем.
Белобрысый отмытый транссексуал на «ленд-крузере». Черные очки. Размер груди – минус один.
Прав был Чехов: любовь не преображает, она срывает маски. И женщина или мужчина, которых ты полюбил, всегда есть отражение твоего внутреннего мира, твоих запросов. Впрочем, возможно, ему просто нужна была эта стерильность и понятность, эта «борьба за гендерное равенство».
Интересно, он орет ей в минуты гнева, что она – сука? Маловероятно. А как они трахаются? Каков Роман, она знает, а девица в сексе наверняка сосредоточенна и серьезна, словно на презентации для потенциального донора.
