Совин достал из-под сена бутылку, вылез сам, и принялся искать закуску.
– Посмотри рядом со Стёпкой, он последний ел, – подсказал ему Шапкин.
Митрофан Петрович стал шарить в сене, рядом со Степаном, пока не наткнулся на свёрток с едой.
– Нашёл. А, вот рюмку-то я и не захватил. У тебя есть? – спросил он Ивана.
– По такому случаю, найдём, – ответил Шапкин, и достал из кармана тулупа рюмку.
Они выпили. Содержимое бутылки было холодным, поэтому, они не почувствовали крепости алкоголя. Самогон был крепок, что называется – «первач». Шапкин закусил салом с хлебом. Он почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло, и от удовольствия, закурил папиросу.
– А задние, интересно, будут пить? Как ты думаешь? – спросил он Совина.
– Ты, Иван Фёдорович, лучше спроси у них самих, – ответил Петрович, очищая варёную картошку.
– Возьми поводья, а я сейчас, – с этими словами он спрыгнул в снег.
Задние сани чуть сбавили ход, подобрали Шапкина, и снова догнали передних.
– У нас есть самогон, а у вас? – спросил Иван, загадочно улыбаясь.
– А у нас, тоже есть! – ответил радостно и с улыбкой, Пётр. – Мы, уже, половину бутыли выпили, – похвастался он, и показал бутыль Шапкину.
– По тебе видно, что ты уже, выпил, – заметил Иван.
– Ты будешь, Иван Фёдорович? – спросил, жующий сало, Андрей.
– Наливай, лишний раз не откажусь. – промолвил Шапкин.
Младший Рукосуев налил в рюмку и подал Ивану.
– Ты, Иван Фёдорович, возьми что-нибудь, закуси, – предложил он.
Иван отломил не много хлеба, взял яйцо и выпил содержимое рюмки. Самогон, Шапкин занюхал хлебом, и очищая яйцо от скорлупы, попросил:
– Вы мне учителя не спаивайте, да и сами нужны будете завтра с трезвыми головами. Я смотрю, у вас дюже большая бутыль.
– Да мы не много. Учитель, вон спит под соломой. Завтра пить не будем, сами с понятием, а с другой стороны, что ещё делать в дороге, как ни пить. – тихо сказал Рукосуев-старший, зарываясь в солому.
– Ладно, много не пейте. Где-то, через пару часов, сделаем привал – пусть лошади отдохнут, – предупредил братьев Иван.
– Будем знать. А насчёт самогона не беспокойся – много не будем, – успокоил Шапкина Андрей.
Иван, ещё не много поговорил со старшим братом, покурил, и крикнул в сторону впереди едущих саней:
– Петрович! Притормози не много, я перескочу.
Первые сани не останавливались. Видя это, он, ещё раз крикнул:
– Петрович! Ты меня слышишь? Притормози.
Лошадь, тащившая первые сани, остановилась.
– Не забудь – через два часа сделаем привал, – напомнил Андрею Шапкин и побежал к своим саням.
– Не забуду, – ответил Андрей, в след удаляющейся фигуре Ивана.
Примерно, через два часа сделали остановку. Лошади должны были отдохнуть и поесть.
– Сколько мы будем стоять? – спросил у Шапкина Петрович.
– Где-то, около часа, – отозвался Иван, и стал доставать из-под снега, сучья для костра.
Степан занимался лошадью, как Пётр Рукосуев. Совин взял пучок соломы, и пошёл к тому месту, куда кидали дрова Андрей и Иван. Он положил на снег солому, сверху бересту и мелкие сучья. Петрович выбирал, чтобы дрова были сухие, а то огонь займётся – сгорит солома и береста, а толку не будет.
– Дайте спички – я курить буду, – обратился ко всем Совин.
Все, кто его услышал, обернулись, зная, что он не курит.
– На тебя, что так самогонка подействовала? – спросил Иван Фёдорович у Митрофана.
– Да шучу я. Хочу развести костёр, вот и спросил спички, – довольно улыбаясь, что произвёл впечатление, ответил Петрович.
