До девушки оставалось несколько метров, когда ключ сверкнул в ее ладони. Маленький пластмассовый прямоугольник, который необходимо вставить в прорезь на дверном замке.
Заиндевевшие пальцы не слушались, тряслись, едва удерживая ключ. Времени не оставалось. Рев бурлящих яростью потоков достиг наивысшей точки, превратившись в сплошной гул.
Дождь застилал Свете глаза. Она почти ничего не видела, целилась наугад, в надежде, что когда-нибудь ключ прошмыгнет-таки в заветную прорезь. И когда волна преодолевала последние метры, из динамика домофона донеслась долгожданная мелодия…
Надрывая мышцы, девушка рванула дверь. Едва не потеряла равновесие, но не выпустила мокрую ручку. Это и спасло ей жизнь. Она буквально закинула себя внутрь и что есть сил потянула дверь на себя. В первое мгновение ей показалось, что ничего не получится – ветер не позволит так легко сбежать, вырвет с корнями металлическое полотно… и Родионова уже хотела смириться с судьбой, как раздался громкий удар магнита о металлическую пластину.
Победоносный клич чудовища сменился яростным воем. Со всего маху волна обрушилась на постылую дверь, и грохот прокатился по дому; на нижних этажах взорвались стекла, а с противоположной стороны фасада от фундамента вверх поползла тонкая кривая трещина.
Затем все стихло, лишь капли дождя, бьющие по карнизам, да воющий ветер напоминали о случившемся. Света сползла по стене, рассеянно глядя перед собой. Теперь все позади. Она справилась. Она сделала это… добралась до дома. И лишь после того, как она поднялась в квартиру, выпила сто грамм коньяка из заначки мужа, приняла душ и накормила сына вчерашними макаронами, вспомнила, где раньше видела лицо, что проявилось на преследовавшей ее живой волне.
Миша вырвался из кошмара в смятении и гневе. Он не мог поверить в случившееся: очередная (последняя) тварь оказалась проворной, ускользнула, оставила его в дураках. Мужчина попытался сесть, но не вышло. Тогда он расплакался, словно младенец, у которого отобрали любимую игрушку.
– Один. Один, – чуть слышно повторял Миша. Он подвел человечество. Теперь мерзкие создания расплодятся и заполонят планету. Он не сможет пережить такое потрясение. Из-за него пострадают невинные. Срам. Позор.
«Нет», – решил Миша после долгих и мучительных раздумий, – «так нельзя. Отсчет должен завершиться, так или иначе»…
В палате стояла нестерпимая вонь. Постельное белье скомкано, пропитано потом и мочой, матрац и подушка перепачканы кровью… и бог знает чем еще. В открытое окно врывались потоки холодного воздуха. Обреченные мухи сбивались в стайки, ожидая, когда придет пора отойти ко сну. Они вяло ползали по трупу, пируя в последний раз.
Лейтенант стоял над окоченевшим телом Миши.
– Гражданка Родионова – моя жена – узнала в нападавшем… – полицейский замолчал, не зная, как лучше выразиться, – черты лица нашего бывшего соседа, Михаила Панова. И сообщила мне об этом, а также о самом происшествии, по телефону.
Старший следователь Евсеев угрюмо стоял рядом, потупив взор, внимательно слушал лейтенанта Родионова.
– Ведь именно я был тогда на вызове и сопровождал Панова до психушки. Он утверждал, что после того, как чуть не погиб от удара молнии, в нем открылась удивительная (как выразился он) способность. Он утверждал, что во сне летал, словно ветер, над городами и лесами, а затем проливался дождем в самых отдаленных участках земного шара. Панов находился в невменяемом состоянии, поэтому и оказался здесь. Может, на самом деле в его мозгах что-то сдвинулось, открылись некие врата, и частичка воспаленного сознания обрела способность управлять эфирными волнами и природными стихиями?
