– Какой-то грубый стал, колючий, меня избегает. Я – к нему, он – от меня. Смотрит мимо. А когда его пьяным привезли, он ведь сам идти не мог, я поняла – дело нешуточное, медлить больше нельзя.
Пока мы были в Греции, здесь ограбили наш дом. Поначалу я думала, что он из-за этого переживает. Он так любил отца. От мужа осталась коллекция старинного оружия – унесли самое ценное. Стас воспринял это как надругательство над памятью. Мои побрякушки тоже пропали, но я вполовину так не огорчилась. Хотя стоят они солидно. Там тоже было кое-что антикварное. С ним была истерика, – продолжала Элла Владимировна, – он сорвался по-настоящему впервые в жизни. Но я проявила твердость! И сын рассказал мне все. Подонки!
Элла Владимировна саданула кулаком по столу, и моя чашка с недопитым кофе покатилась по полу.
– Стас рассказал мне, что какие-то негодяи имеют наглость ему угрожать! Если напрямую, Танечка, – мадам, сжав мою руку, проникновенно сверлила меня взглядом, – кое-какими возможностями я располагаю, ну, вы понимаете, да? И защититься от всякой шпаны способна сама.
Я вспомнила «коня» у входных дверей. Да уж!
– Но Стас меня убедил, и я верю ему, что обычные методы здесь неприменимы. На него клевещут. Его шантажируют. Я не знаю, что это за клевета, на этот вопрос он категорически отказался отвечать, но я знаю, чем ему угрожают. Вы – специалист, вы найдете способ выдоить из него эту информацию.
Интересное дело, она говорит так, будто мы уже достигли договоренности. И сразу – доить Стасика. Бр-р, как это?
– Эти ублюдки уверяют, что способны нанять и свидетелей, и соучастников и подтасовать факты так, что самая гнусная их ложь будет выглядеть чистой правдой.
– Как я понимаю, Станислава хотят оклеветать, поставив ему в вину совершение какого-то преступления?
– Это гнусно, гнусно! Стаса, вы подумайте только!
– Но это не так просто сделать.
– Эх, Танечка, мы с вами современные люди и знаем, что в наше время деньги решают все. А располагая средствами от реализации того, что они вынесли из нашего дома… – Шубарова развела руками.
– Ну, это еще надо реализовать.
– Нет, нет, нет, необязательно! Можно заложить под «черный нал». Это несложно. Сумма, конечно, будет меньше, чем от продажи, но и ее для такого дела хватит вполне.
– Хорошо! – бодро воскликнула я. – Что же конкретно грозит вашему сыну, запусти эта публика свой механизм в действие?
– Говорю только с его слов, – мадам в подтверждение собственной искренности закрыла глаза, – как минимум опорочить его честное имя, а это уже очень много, ведь мы – бизнесмены, для нас репутация – это все. А как максимум, – она вдруг перекосила рот и всхлипнула, – скамья подсудимых!
Вот так у нас в России: от Греции до Воркуты – рукой подать.
Чтобы переключить Эллу Владимировну со всхлипываний на что-нибудь более полезное, я попросила еще чашечку кофе.
– Две чашки кофе! – гаркнула она, приоткрыв дверь, и за стеной что-то бухнуло, зазвенело, взвизгнуло и заурчало. Музыканты пришли, настраиваются.
Кофе принесла молоденькая официантка в маленьком колпачке на взбитых волосах и таком же маленьком передничке поверх капроновых колготок. Что-то вчера такой униформы я не замечала. Да и вообще вчера было гораздо уютней. Старичок в смокинге горошек ел прямо со скатерти…
Опять бухнуло, и ностальгией по вчерашнему вечеру прозвучали несколько аккордов из «Пары гнедых».
