Бо Гу безнадёжно развёл руки. Простой вопрос Владимирова для него оказался болезненно трудным.
– Вы правы, товарищ Сун Пин, – произнёс он. – Но об этом у нас не принято говорить. И даже думать. Ибо сразу будете причислены к разряду догматов, оппортунистов и прочих врагов китайской революции. Больно и обидно… Тысячи честных и преданных нашему делу товарищей погибли: одни в гоминдановских застенках, другие в боях с японскими интервентами. А в результате мы получили то, что имеем… Время показало: люди не всегда бывают темы, кем казались…
– Но вы же не один! – возразил Владимиров.
Бо Гу в ответ грустно усмехнулся.
– Да, не один… Но на их стороне вероломство, двурушничество и предательство, с которыми зачастую бороться невозможно.
Последние слова Бо Гу произнёс настолько отрешённо, что Владимирову стало не по себе.
– А вы что думаете о Кан Шэне? – спросил Владимиров. – Он действительно имеет безграничное влияние на Мао?
Бо Гу не задумываясь, ответил:
– Этот человек без чести и совести. Если ему поступит приказ порезать вас на кусочки, он без колебания это сделает… Однако Кан Шэн без поддержки Мао пустое место…
Владимиров кивнул головой.
– Я это уже понял… – сказал он.
– Что касается самого Мао, – продолжил Бо Гу, – то в нём столько тёмных пятен, которые он старательно скрывает за своей доброжелательностью, что их хватило бы на сотню людей… – Бо Гу вдруг улыбнулся и продолжил: – когда я учился в Москве, однажды в беседе с вашим писателем Шолоховым услышал от него слова: «Яблоко от яблони далеко не падает». Он сказал, что так говорят русские. Мудрые слова. Вы, по всей видимости, знаете, что наш председатель родился и воспитывался в деревенской, но очень зажиточной семье, и его отец Жэн Шэнь держал много батраков, которые гнули на него спины за чашку соевой похлёбки. Вы спросите, почему я вам об этом говорю? Потому что многое передаётся от родителей детям. Ну, может быть, за редким исключением, – добавил Бо Гу. – Надеюсь, теперь вы убедились в том, в чём ещё сомневались…
Уже поздно вечером, когда все разошлись по своим комнатам, Владимиров вышел из дома, постоял на крыльце, прислушиваясь к тому, что происходило у него внутри. И вдруг почувствовал, как в душу закрадывается какая-то щемящая тревога.
Он начал перебирать мысленно всё, что заставило его так встревожиться, и не находил явных причин для такой тревоги. За исключением разве что враждебного отношения к ним со стороны руководства Особого района. Постояв немного на крыльце, Владимиров вернулся в дом, решив про себя: «Утро вечера мудренее…».
…Было уже около двенадцати ночи, когда из радиоузла вышел Риммар. Увидел Владимирова за столом с кружкой холодного чая и удивлённо спросил:
– А почему вы не спите, Пётр Парфёнович?
– Душно, Коля… Потому, наверное, и не спится… Что у тебя?
– От «Кедра» шифровка пришла, – ответил Риммар и положил на стол перед Владимировым текст шифровки.
«Кедр» сообщал, что по данным японского Генштабом на советско-маньчжурской границы уже закончены все приготовления к боевым действиям, а в Японии идёт спешное формирование моторизованных дивизий, состоящих из тяжелых танков и бронетехники.
Прочитав сообщение, Владимиров попросил Риммара перешифровать текст, и сразу отправить в Центр.
Когда Риммар ушёл, Владимиров посидел ещё немножко. Он вдруг вспомнил последний разговор с Кан Шэном. Тот сообщил, что японцы ещё в мае перебросили на Северо-Запад Китая тридцать дивизий. Эти дивизии, скорее всего, они планировали использовать против СССР в случае начала боевых действий. Кан Шэн сообщил Владимиру и о перестановках в правительстве Японии. Где главой правительства был назначен генерал Тодзио.
