После того как закусили, снова заговорил Мао Цзэдун.
– А сейчас я прошу, чтобы своё слово сказал нам товарищ Сун Пин. Разливайте водку!
Владимиров не готовился к такому повороту и потому слегка растерялся.
Сидящий напротив него Чжу Дэ налил себе и Владимирову по полстакана водки и чуть заметно подмигнул.
Владимиров взял стакан и поднялся с места.
– Я хочу предложить этот тост за нашу победу, – сказал он. – За дружбу между нашими народами. За единство великого китайского народа!
Все за столом одобрительно закивали и только Кан Шэн мрачно заметил:
– Но только без вашего Гоминьдана…
Однако на его слова никто не обратил внимания.
Двое поваров убрали со стола использованную посуду и поставили чистую, появились новые бутылки рисовой водки. Тосты закончились. Теперь пили, говорили и закусывали. Цзян Цин за столом не было. Она ушла, но через полчаса вернулась и села в кресло с таким усталым лицом, что Владимирову стало её жалко.
Прошло ещё не меньше часа, когда Мао Цзэдун грузно встал из-за стола. Цзян Цин тут же подошла к нему и провела к креслу, в котором только что сидела сама. Затем направилась к столику, на котором стоял патефон. Поставила пластинку с китайской оперой.
Следом за Мао один за другим из-за стола стали подниматься и все остальные, и разбредаться по углам.
К Владимиру подошёл Кан Шэн и насмешливо спросил:
– У вас, товарищ Сун Пин, не заболела голова от похвал в ваш адрес?
Владимиров не мог не заметить, что Кан Шэн был трезвый, хотя и пил вместе со всеми…
– Нет, товарищ Кан Шэн, – ответил он. – Голова у людей чаще всего болит не от похвалы, как вы выразились, а от горьких мыслей.
Кан Шэн хмыкнул.
– Конечно, вы, несомненно, правы, – согласился он. – Однако я хотел бы дать вам один совет…
Но он не успел договорить. К ним подошла Цзян Цин и сказала, обращаясь к Владимирову:
– Вас просит подойти муж…
Кан Шэн досадливо поморщился и молча направился к стоящим у камина Чжу Дэ и Линь Боцюй.
Когда Владимиров подошёл к Мао, тот вялым жестом руки указал на стоящее рядом кресло.
– Присаживайтесь, товарищ Сун Пин, – проговорил он. И выждав, когда Владимиров сел, продолжил: – Вы правильно сказали о единстве нашего народа. И здесь немаловажную роль играют власти. Ещё великий Конфуций, говоря о власти, не раз подчеркивал, что она должна строиться на основе справедливости. Иначе всё будет пустым звуком. Но как это сделать в обыденной жизни, когда вокруг сплошная несправедливость? – Мао умолк и чему-то усмехнулся. Затем продолжил: – И в древние времена, и сегодня перед государственными правителями стояли и стоят одни и те же проблемы: как усилить свою власть, как удержаться на вершине этой власти и возможно подольше, и наконец, как заставить своих подданных честно и преданно служить им. Ну, если хотите, власти. Можно и так сказать. Это уже не имеет особого значения. – Добавил он, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
Так прошло минуты две-три.
Сначала Владимирову показалось, что Мао слушает оперу, голоса и звуки которой заполняли всё пространство и при свете восковых свечей вызывали ощущение пребывания в мире говорящих теней.
К Владимирову подошла Цзян Цин и, виновато улыбнувшись, тихо сказала:
– Он уснул… И до утра я его из кресла уже не подниму…
