Бо Гу слегка пожал плечами.
– Я затрудняюсь вам ответить что-то определённое, – проговорил он. – Если учесть, что Мао не может смириться с существующей уже осью четвёрки: Сталин – Рузвельт – Черчилль – Чан Кайши, а хочет, чтобы это осень выглядела: Сталин – Рузвельт – Черчилль – Чан Кайши – Мао Цзэдун, а в дальнейшем Сталин – Рузвельт – Черчилль – Мао Цзэдун, он вынужден будет начать с переговоров. Иначе он не вмонтируется в эту ось. Чан Кайши сегодня, чтобы мы о нём не говорили, выдающаяся личность для китайцев. Его некоторые даже сравнивают с Конфуцием. Я не берусь судить, насколько это сравнение правомерно, однако это уже говорит о многом. Да и сама партия Гоминьдана появилась на белый свет значительно раньше нашей партии. И основную массу Гоминьдана составляют патриоты, люди, готовые за республиканские идеи и независимость Китая пожертвовать своей жизнью. Я не говорю о тех крайних в партии, которые готовы пойти на сделку с любым лишь бы защитить своё благополучие.
Владимиров кивнул.
– Действительно вы правы, – сказал он. – С этим нельзя не согласиться. – И тут же снова спросил: – Но неужели этого не понимают и остальные ваши руководители?
Бо Гу помрачнел. Простой вопрос Владимирова оказался для него непростым и вызвал смену настроения. Компания, которая развернулась и в Яньани, и по всему Особому району, направленная против союза с Гоминьданом, приносила свои плоды.
– Понимают… – ответил Бо Гу. – Но их к сожалению, становится всё меньше и меньше. У нас сейчас даже слово «Гоминьдан» звучит, как враждебная нашему образу мысли. Вот и подумайте сами, в каком положении находятся те, кто ещё осмеливается отстаивать позицию Коминтерна…
Уже прощаясь с Бо Гу и чтобы как-то подбодрить его, Владимиров сказал:
– Будем надеяться на лучшее.
На что Бо Гу ответил:
– Надежда умирает последней. Насколько я знаю у вас так говорят. – улыбнулся и добавил: – Иначе зачем мы с вами здесь?..
…Двадцать пятого августа утром Совинформбюро сообщило о том, что Сталинград был, подвергнут массированному налёту немецкой авиации, в котором приняло участие более шестисот бомбардировщиков и о прорыве немецких войск к Волге севернее города.
Завтракали молча. И только уже вставая из-за стола, Долматов мрачно обронил:
– …Поздно мы кинулись искать себе союзников против Гитлера… С фашистами я столкнулся в Париже ещё в ноябре 1937 года, когда возвращался после ранения из Испании домой через Францию. Я сильно хромал и мне пришлось опираться на палку… Вместе со мной домой возвращался и наш лётчик. У нас было до отправления поезда много свободного времени и мы решили побывать на Эйфелевой башни. Взяли такси и поехали. Когда лифт, по которому доставляет публику на смотровую площадку опустился, в него в валилась группа молодых немцев с нацистскими значками на пиджаках. Один из них нарочно зацепил меня плечом, да так сильно, что я еле удержался на ногах. И вот тут меня переклинило: дикая боль в ноге, а перед глазами в одно мгновение пронеслось всё: и их «мессеры», и трупы людей в развалинах домов… В общем я нокаутировал этого подонка. И при этом, ну… Кое-что сказал по-русски. фашисты сразу догадались кто мы и быстро вышли из лифта, а французы нам зааплодировали… А сейчас эта сволота хозяйничает и у нас, и по всей Европе…
