Марина посмотрела на тётку. Та, словно в рот воды набрала.
– Уйду… – не сразу пообещала квартирантка, – только… как же я… с ребёнком?.. зима ведь… Да и на шее вашей не сижу.
– Зима? Вот ты и думай! А меня это… не колышет, ясно?! – роняя пепел, хозяин бросил под ноги тлеющую сигарку, бочком потанцевал во двор.
– Слышь… – громким шёпотом виноватилась тётка, – он уж давно твердит: «Нужна, – грит, – она мне со своим визгуном, как собаке пятая нога. Не могу, – грит, – смотреть на неё». Ну вот чё ты скажешь? – бабка подняла брови, окинула племянницу сочувственным взглядом. – Слышь… – тётка положила руку Марише на плечо, – он… кабы, греха всё же не наделал: раздразнила ты его, вот чего. Зачну говорить, мол, некуда Маринке с дитём-то идти, дак он сразу – в драку! День ото дня всё злей становится! – Тёткин голос треснул, оглядываясь на дверь, она с хриплым рёвом повторила: – День ото дня-а вот так… Надоело всё-о… Чё делать, ума не приложу-у…
* * *
А зима дурила. Звенели окоченевшие столбы. Поджав хвосты, угрюмо блудили голодные собаки. Хохлатыми воробьями куролесила по наледи бойкая ребятня. Мариша с рюкзаком за спиной мёрзла на остановке, сжимая от ветра сынишку. Автобус не торопился. «Да гд-де же автобус-то?.. хоть б-бы… погреться…» – шептала она, приплясывая окоченевшими ногами. Неожиданно затормозил «бобик». Дверца распахнулась, Марину обдало теплом.
– Куда едем? – За рулём – мужиковатая баба в ушанке и полушубке.
– Н-не з-знаю…
– Чё… деваться некуда что ли? – быстро смекнула шоферица.
– Некуда.
Недолго думая, хозяйка скинула рукавицами невидимые крошки с пассажирского места. «Садись. Хотела полева чить, ну раз такое дело…» – Конечно… нелегко, тем более с ребёнком, – заключила шоферица после недолгого рассказа Марины. – Та-ак… говоришь, пацанёнку второй год? – Женщина задумалась: «Что же с вами…» О! – Она решительно колотнула себя по колену. – Поехали! – машина рванула в другой конец города. – Жена-то моего начальника, ну… которого вожу, как раз в садике заведующая! Поговорю с ней… авось, возьмёт тебя горшки за малышнёй убирать? Может, в садике же, на первых порах и поживёте. Сама будешь сыта, и малец – при тебе.
Разбитый «бобик» на задворках долго вытряхивал душу. Наконец, остановился.
Личная жизнь
Итак… Николаша уже не сопленосый мальчишка. Он – семиклассник, рослый и плечистый молодой человек. Правда, ещё с петушиным голосом… пока. Но… неглупый. Хотя бы потому, что всю «библиотечку школьника» прочитал!
Выходной. У мамы в гостях её приятельница, учительница пения – Валерия Ивановна, скромная, пригожая барышня. Николаша жуёт-не жуёт – тихонько слушает, о чём говорят женщины.
– Ну что я?.. – школьная библиотекарша… так сказать, хранительница книжной мудрости. – Мама печально скребёт ложечкой в чашке. – Тут… хм… своей бы мудрости нажить! – Она допила чай, вынула из кувшина розы. Захрустела целлофаном, разворачивая букет. – Хотя… вроде, должность уважаемая и люблю её безумно, но… – мама щёлкнула ножницами, отложила укороченную ветку, – …но как можно отдаваться работе, если в голове постоянно зудит: «У кого в этот раз… занять до зарплаты?»
– Та же история! – живо поддакнула Валерия Ивановна.
– По идее, я уже должна бы иметь собственную квартиру, – мама вложила розы обратно в кувшин. – Ах, как вкусно пахнут! – Она налила ещё чаю. – Валерия Ивановна, Николаша, доедайте торт. Ну вот… а я с ребёнком всё скитаюсь по казённым углам: то в садике – в подсобной хибарке, теперь вот в этой… За неё «спасибо» тысячу раз говорю школьному начальству. А от районо нужно ещё сто лет квартиру ждать. – Мама включила вентилятор: «жарко!», подправила букет, – обожаю розы! – сыночек подарил. Знает, солнышко моё, что люблю! Внимательный – в отца, – она ласково потрепала сына по голове, – Николаша, унеси, пожалуйста, тарелочки.
