Неловкий момент нарушил лесник.
— Упрямый он у тебя, Августа, — прокряхтел тот, вводя мужчину в комнатушку и усаживая на кровать рядом со мной. — В ведро ни в какую не согласился, пришлось помогать во двор выйти.
Я подхватилась и резко отошла от кровати. Старик странно на меня посмотрел. А мне вдруг стало так неловко, что я почувствовала, как щеки начинают гореть. Одно дело — находиться с ним рядом, пока он без сознания. Я даже не воспринимала его как кого-то постороннего, быстро привыкнув к его присутствию и запаху. И совсем другое дело, когда на меня смотрят эти серьезные голубые глаза.
Чтобы скрыть румянец на щеках, сорвалась с места и выбежала из комнаты, пробормотав что-то вроде того, что мне тоже срочно нужно. Пес радостно залаял, а потом начал вилять хвостом, когда я подошла к нему, чтобы погладить и успокоить. В действительности успокоиться нужно было мне самой.
Я пришла в чувства, только когда умылась и смочила затылок холодной колодезной водой из ведра, которое стояло на крыльце.
Дыши, Августа, дыши.
Когда я вернулась в дом, старик уже хозяйничал у печи и продолжал что-то рассказывать гостю через открытую дверь:
— Всю ночь, бедняга, промаялась, только и слышал, как подскакивала от каждого вашего стона, спадар Алексей. Мне в свое время не так с женкой повезло.
Уже и познакомиться успели, надо же! Алексей, значит. Увидев меня, хозяин улыбнулся и протянул миску все с той же похлебкой. От вчерашней суровости и молчаливости не осталось и следа. Видно, искренне радовался, что гость пошел на поправку.
— Я на обход, кто-то повадился лес средь бела дня воровать. Барин с меня шкуру спустит, коль так и дальше пойдет. А ты покорми мужа-то, силы ему сейчас понадобятся. А если еще обед какой сообразишь из того, что у меня тут найдешь, цены тебе, дочка, не будет.
Я только растерянно кивнула. При упоминании слова «муж» снова почувствовала, как начинаю краснеть. Что ж будешь с этим делать?!
Старик повесил на плечо ружье и вышел. А я так и осталась стоять с полной миской в руках. Отсюда мне не было видно, что творится в комнате, но поразительная тишина угнетала. Глубоко вдохнув, как перед прыжком в ледяную воду, сделала несколько шагов в сторону спальни.
Раненый полусидел, откинувшись на несколько подушек, лежавших столбиком. У него были прикрыты глаза, пока я не показалась в проходе. Мужчина тут же распахнул веки.
— Ну а теперь, дорогая женушка, — протянул он слабым, но насмешливым голосом. — Расскажи мне, что произошло и когда это я успел обзавестись семьей?
Я остановилась в проходе. Пауза затягивалась, нужно было на что-то решаться. Войти внутрь или уйти отсюда вообще, но не стоять истуканом.
Несмотря на непринужденный тон, его ярко-голубые глаза оставались серьезными. И мне сильно не нравился их холодный взгляд.
Только теперь в голову пришла мысль, что он сам мог оказаться опасен. Вдруг он какой-нибудь маньяк? А ранили его в попытке самообороны. Опасен ли он для меня? Вот в чем вопрос. Странно о таком думать, но мне было гораздо комфортнее с ним рядом, когда он находился без сознания. Успокаивало одно: пока он настолько слаб, что даже руки не может поднять.
Я приблизилась. Он не прерывал зрительный контакт.
— Есть будете? — спросила вместо ответа.
Мужчина неопределенно пожал плечами.
— Будете, — я присела рядом на краешек кровати, намереваясь его покормить, потому что видела: сам он держать ложку не в состоянии. — Нужно восстанавливаться.
