– Папа, я по древним трактатам не эксперт, – перебил Эйверт, начиная раздражаться. – Обратись к деду, он точно подскажет. А ужин как-нибудь в следующий раз, в эти выходные я занят. У вас, к тому же, и без меня намечается тёплая душевная компания.
– Эйв…
– Я поспешу к пирожкам, папа. Любимым родным и близким – сердечный привет от меня.
Проведя ладонью над плошкой, досадливо передёрнул плечами: сердечности в его тоне было примерно столько же, сколько в кубике льда. Вызовы, следующие один за другим, не нравились, как и вытащенное из отца упоминание славной фамилии Манхельмов.
Вскочив из-за стола, Эйверт добрался до двери, но сзади вдруг деликатно кашлянули. Эйверт закатил глаза и нарочито медленно обернулся.
– Дедуля, – кивнул он парящей над водой проекции. – Вы… издеваетесь?
– Мы соскучились и жаждем лицезреть тебя под гостеприимным семейным кровом. Весьма огорчён, что это не взаимно.
Говоря без капли заискивания, дед тем не менее лицом был напуган и даже один раз обернулся через плечо, будто за спиной кто-то стоял.
– От бабушки тоже следует ожидать вызова?
С бабушкой было сложнее всего. Сопротивляться её тонким манипуляциям выходило не всегда; не год и не два любящий внук наращивал броню, чтобы закрываться от чередования вкрадчивых увещеваний и откровенного шантажа.
– Бабушке нездоровится, – скорбно сообщил дед. – Приступы становятся всё тяжелее и продолжительнее, она опасается, что… – он сделал эффектную паузу и потёр глаза.
«Да она всех нас вместе взятых переживёт!», – подумал Эйверторн, тоскуя по нежным пирожкам, которых ему, судя по всему, уже не достанется, а вслух произнёс, придав голосу немного мягкости:
– И вы все хотите, чтобы я как можно скорее навестил бабулю. А как же намечающийся ужин с гостями? Если ей так плохо, то не лучше ли перенести приём на…
– Ты же знаешь нашу бабушку, Эйво! Ради семейного праздника да твоего появления она способна и из могилы вос… ой, то есть…
Эйверт подавил смешок.
– Дед, я услышал каждого из вас, но, во-первых, что-то вы темните с этим ужином, а во-вторых, именно в эти выходные я никак не могу, очень занят. Бабушке я напишу, а приеду в самое ближайшее время. На следующей неделе у меня, возможно, будет свободный день, тогда и…Что?
Пожилой мужчина с ушами, похожими на его собственные, тягостно вздохнул и поднял на внука не потерявшие яркости глаза.
– Выслушай меня, внучок. Лучше тебе скажу я – бабушка высказалась бы иначе. Но, скажу я тебе, я лично ничего ужасного в этих планах не вижу. В конце концов, в наших кругах так принято, да и договор имеет место быть, так что…
У Эйверта не то что уши – всё внутри оборвалось и зачесалось от неприятного предчувствия.
Ну, правильно, там, где упомянуты Манхельмы, хорошего не жди.
– Какой договор, дед?
– Бабушка позвала на ужин господина Гаспара, как ты, должно быть, уже знаешь. С Милардой, его дочкой. Единственной и горячо любимой.
– Та-ак, – уронил Эйверт.
– Милочка – очень милая девочка, – как-то заискивающе улыбнулся дед.
Ни разу Эйвертон не видел Миларду Манхельм милой. Но её имя во время его визитов домой звучало с пугающей регулярностью, и это было одной из причин, почему он старался пореже навещать родителей.
– Я давно её не видел. Не исключаю, что за прошедшее время госпожа Манхельм приобрела определённую… некоторую… некоторое очарование, – осторожно высказался любящий внук.
– Вот, – подхватил дед обрадованно. – И бабушка так мечтает о вашем союзе! Да что бабушка, я сам с радостью отпраздную твою свадьбу, Эйво! Миларда Манхельм – отличная партия!
