Подарочные марки - страница 4



Она смотрела в сторону, молчала, будто слова только засоряли бы воздух. Помотала головой, немного растрепав волосы. И сразу подул ветер, взметнул её платье. Ему показалось, что ещё чуть-чуть и платье подлетит, погладит его по лицу, пощекочет за ухом.

Она продолжала молчать, словно ничего не происходит, никакой даже слабой полуулыбки не было на её лице. Даже валун выглядел сейчас более живым, чем она.

Молчание могло означать только одно. Он склонил голову и попытался представить, что девушки и вовсе тут нет, что она ему привиделась. Было только солнечное утро и вишнёвое дерево.

Девушка поднялась, обошла его и шагнула в сторону родника. Он услышал, как она погрузила руки в воду, как родник чуть ли не зарычал от удовольствия. Вот и ему нужно было что-то сказать, найти слова, пока вода смывает вишнёвый сок и следы его поцелуев. Но никаких слов он подобрать не мог, не мог даже просто окликнуть её. Возможно, промелькнула мысль, что она там промывает лезвие ножа, которым только что меня пронзила.

Он упёрся взглядом в землю. Куда-то быстро бежал чёрный жучок, упала дождевая капля, прихлопнув сразу несколько его мелких следов на песке.

Так и не заговорив друг с другом, они дошли до её домика. Недалеко от калитки, которую она затворила перед ним, даже не удостоив жестом прощания, он увидел её мать – стареющую женщину в инвалидном кресле. Но по ней было видно, что она тоже когда-то была местным божеством. Он отходил и вслушивался, озирался, но повсюду было одно молчание и странное мельтешение насекомых.

В городе он сразу направился на рынок. Новые постройки и реставрация старых зданий не заинтересовали его. Никакого удивления, никакого негодования. Только открывшийся недавно вещевой павильон ещё как-то заинтересовал, но зайти не захотелось. Новый кондитерский ряд тоже не привлёк внимание.

Кожа вкуса солёных орехов, вишня с морской солью. Зримо желал вишню, слышимо желал: билась морская волна, билась прямо здесь, между рядами торговцев. Закрыл глаза, открыл – мираж исчез. Но сколько ни плутал по рядам, сколько ни присматривался к корзинам с неизвестными ему ягодами и фруктами, столько и терял надежду. Сколько ни спрашивал у продавщиц, которые почему-то были тепло, по-зимнему одеты, все они, как повторяя друг за другом, отвечали: «Ещё не поспела, не сезон».

Понедельник

Дивишься не прозрачности стен и не переговорам из телефонных трубок, позволяющих с отчётливостью разобрать каждое слово, а тому, что воздух становится засорённым, как подняли ил и замутили воду ринувшиеся на улицу люди. Но воду не замечаешь на первой ступени, где ещё ранняя весна и лёгкий пушок листвы на деревьях, не щетина даже; а вот на второй ступени сразу осень: выбрила наголо, урны, залитые дождевой водой, с плавающими окурками и фантиками. Думаешь, что после весны должно быть лето, но ступени такой нет. Не могла же она затеряться, да и теряться негде – за тротуаром только вечная пустыня и вечные электропровода, вчера ещё ровные и стойкие, сегодня ходят и дрожат, точно это перо сейсмографа фиксирует случившееся где-то далеко землетрясение. И на весенней ступени была трава зелёной, а сейчас пошла ржавчиной, разбросаны гайки ржавые, и в этой траве ищут зёрнышки подхватившие ржавчину голуби. Ясное небо за одну секунду становится облачным, а машины начинают ехать медленно, со звуком карет.

Шаг дальше – и укушен вампиром: беспощадность вируса иссушает твоё тело, черствеет и разрушается кожа. Пройдёшь немного – и пропал недуг, но карманы твои обчищены – с вампирской заразой ушли и все деньги. А вот мимо прошла девица, с носом как у статуи Афродиты. Едва захочешь её окликнуть, как замечаешь, что она шепчет на ходу. Шепчет, будто стих читает. Если это проклятие, то ты мог проглотить его (не случайно это – не разевай рот попусту). И неизвестно, какое проклятие, каким будет эффект: то ли дом твой пойдёт коррозией, то ли обойдётся всё: покашляешь во сне, покашляешь – и сразу уснёшь, забудешь. Но если это сильное проклятие, то может случиться ужасное и ты завтра встретишь девушку с носом Афродиты. Это будет повтор, выбивающий тебя из мира, где повторы заставляют пропустить новую информацию.