4. Глава 4
Тимофей
Обработав рану и перевязав голову бинтом, отнёс часто падающую русалку в кровать и укрыл одеялом. Безмятежность на лице совсем не подходила к той заднице, в которой оказалась эта дурочка. Попасть в такой бордель, сбежать, практически сразу, и потерять память. То, что она пробыла там не долго, видно было по её виду. Отсутствовала привычная потасканность и обречённость, появляющиеся после пары первых клиентов, когда девица осознаёт куда попала.
Мне надо было как следует проверить береговую линию, прощупать возможность подняться по склону и забраться в окно. Других путей проникнуть туда незаметно не существовало. Вход простым смертным за двери этого дома запрещён.
Воспользовавшись тем, что обморок русалки перешёл в сон, я перекусил и направился в сторону скал, оседлав своего коня. С пропажей осведомителя я потерял и доступ к снабжению, оставшись с геморройным заданием, с халупой на краю деревни, не с лучшим мотоциклом и с сумкой снаряжения. Случись какой-нибудь прокол, и придётся выбираться отсюда своими силами, без поддержки и прикрытия тыла.
Моя прогулка не заняла много времени. Достаточно было войти в воду, отплыть на сотню метров от берега и осмотреть склон. Всё, как я и думал – прямая скала с острыми краями, нависающая местами на несколько метров над морем. Придётся попотеть, чтобы подняться, и на пределе возможного поработать, спуская оттуда генеральскую дочь. В каком она будет состоянии? Сможет ли хотя бы держаться за верёвки?
Сделав на всякий случай дополнительный крюк, для проверки слежки и с целью не светить схрон, вернулся под светлеющим небом домой, собираясь поспать до утра пару часов. То, что русалка вставала, понял сразу. Рюкзак у скамьи стоял не тем боком, да и похудел слегка, оставленная на столе лепёшка съедена, в раковине пустая чашка из-под молока.
Подошёл к её двери, прислушался и наткнулся на мёртвую тишину. Мне хватило минуты, чтобы пройтись по дому, вокруг, и понять, что глупая девка сделала ноги. Что у бабы в отбитой голове? Чем думала, уходя в ночь неизвестно куда? Может всё-таки лазутчик, и сейчас бежит к нанимателю сдавать меня?
– Дура! Убью! – выругался, выкатывая мотоцикл и заводя его. – Придушу собственными руками!
Следуя бабской логике (и такому обучали), направил транспорт в сторону дороги. Как и всех мотыльков, женскую сущность всегда тянет к свету. Плоское мышление, что под лучами софитов безопасно и тепло. Оставалось надеяться, что моя бабочка несётся к сиянию по кустам, пригнувшись и не высовываясь на открытое место.
Фары, стоящей на мосту машины, заметил издалека. Можно подумать о поломке или о слабом мочевом пузыре водителя, но чутьё, натренированное и отшлифованное годами, шептало о неслучайности остановки заметного автомобиля. Мне приходилось уже видеть его, свободно въезжающим в ворота небезызвестного борделя.
Заглушил двигатель и в накат затолкал байк за куст, пользуясь серой, предутренней тьмой и занятостью стоявших. По обочине подкрался ближе, сканируя пространство и просчитывая варианты. Двое из сторожевых псов местной бандитской группировки топтались у ограждения моста и бурно о чём-то переговаривались, спуская штаны и распаковывая причиндалы. У их ног сидела русалка, скрючившись от страха и без звука шевеля губами.
Ну, не твари? Как можно тыкать членами в бабу, выглядящую так, будто по ней проехал асфальтоукладчик? Кем надо быть, чтобы упиваться её страхом и болью? Их судьба была предрешена в тот момент, когда они забыли для чего мужику даны яйца.
