Капитан кивнул и спросил:
– Симанский, не слышали такую фамилию?
– Не-а, – сказал Миков, поразмыслив. – Не слышал, вроде.
– Ну и ладно. – Елагин задумчиво помолчал, потом сказал: – Ловко вы сообразили. Похоже, что так и есть. Очень похоже.
Он протянул Микову свою записную книжку.
– Давайте ваш адрес тамошний, в конзаводе.
Пока Миков вспоминал и записывал, капитан еще раз, по привычке, пригляделся к машинам, стоящим вдоль шоссе. Ничто не привлекало внимания. Чисто машинально, просто чтобы что-то делать, он достал мобильник, и вдруг увидел, что тот выключен. Видимо, после звонка Микова отключил, так же машинально, как сейчас достал. Он покачал головой, включил, набрал код.
И вдруг телефон запипикал, как только настроился. Он посмотрел – звонили с незнакомого номера.
– Да, – сказал Елагин.
– Это я… Таня. Комарова, – сказал тихий женский голос.
Елагин не сразу сообразил после рассказа о Подарке, что это секретарша.
– Я видела тут, у нас, его. Того, помните, о ком вы спрашивали? Голубец. В коридоре.
– Голубец! – сказал капитан и вспомнил, что он на шоссе. – Сейчас приеду. Не сейчас, нет… через минут тридцать. Нет, через час. Не успею раньше. Нет, не успею.
– Приезжайте.
– Уже поехал, – сказал капитан. – Ждите. Если что – звоните. Не отдавайте телефон. Он что-нибудь говорил?
– Сидит в коридоре. Я видела, когда дверь приоткрыли.
– Еду.
– Подождите… – Она помедлила и сказала так же тихо: – Я вспомнила. Я… это не машина меня сбила… это совсем другое. Я видела… это целая история… все совсем не так…
– Да, я знаю, – перебил ее капитан. – Потом расскажете. А сейчас вот что. Там врачи, сестры – есть кто-нибудь?
– В палате сестра. Когда входила, я его и увидела…
– Скажите ей, наплетите что угодно, пусть его выведет. Скажите, у вас истерика из-за него. Родственник, скажите, или любовник, кто угодно. Так, чтоб она поверила. Напомните, что вам волноваться нельзя. Науськайте. Пусть они его вытолкают. Пусть охрану позовут, если упрется. Постарайтесь. Сможете?..
– Да.
– Обдумайте, что говорить будете. Схитрите. У него ведь там и знакомые могут быть, кто его знает. Только предупредите, чтоб меня пустили, когда приеду. Скажите что угодно. Что я хороший. Что на вас хорошо действую. Постарайтесь.
– Ладно. – Она отключила телефон.
Елагин взял у Микова адрес и сказал, вылезая из «шестерки»:
– Через день… или около того. Я к вам приеду. Тогда решим, что делать. До встречи.
– Боевая тревога? – спросил Миков, кивнув на мобильник, который капитан все еще сжимал в руке.
– Боюсь, что да. Может быть.
Парень на «восьмерке» старался заработать еще, гнал, но в Москве были пробки, и к Склифу они подъехали не скоро. Капитан даже не смотрел на часы, чтобы не расстраиваться. Однако по пути было время подумать, и многое теперь встало на место. Картина начала проясняться. Эх, из милиции кого-нибудь подключить бы, думал он. Но это, конечно, так… в порядке фантазирования. Вроде того, что наши придут – отомстят.
В том, что милиция его поддержит, капитан и сам уверен не был. Даже наоборот. Доказательств никаких. Потерпевших, и то, фактически, нет. Кроме, конечно, Сороки, который ничего уже добавить не сможет. Капитан всего лишь что-то знал, и только. А больше догадывался. Против него самого могли бы начать копать, и обвинили бы в чем угодно. И доказали бы. Потому что он – совсем другое дело. Преступник гораздо более отчетливый. Окно разбил во дворе, это ли не преступление. Поди докажи, что не он. Из вытрезвителя удрал. Опознать его – в два счета. А такому опальному и хулиганящему капитану веры не может быть ни в чем. Ему самому от закона скрываться надо. Пришьют что угодно, если потребуется, уж это он знал хорошо. Словом, рано радоваться.
