Подмарка - страница 15



идет» – и убеждала его, что в концах участка, там, где трактор разворачивается, мы ничего не сажаем, хрен растет – так ведь не выведешь, а тыквы самосевом… Землю пахали трактором – у колхозного бригадира Чибрика просили технику с трактористом; вручную, лопатой, вскапывали только в саду под бахчи. Работы на земле невпроворот: разбрасывать навоз, сажать, поливать, бороться с сорняками, убирать урожай. Поливали водой из ручья, таскали ведрами до кровавых мозолей. С наступлением жары бабушка каждое утро, приложив ладошку ко лбу козырьком, вглядывалась в небо в сторону Пречистено, оттуда приходил «наш» дождь, и вздыхала: «Эх, дожжок нужен!» Когда на горизонте показывалась долгожданная темная полоска – радостно объявляла: «Замолаживает!» А тут такая напасть появилась – колорадский жук, которого тогда травить было нечем, просто собирали и уничтожали. Кому все это делать? Бабушка старенькая: в 1961 году, когда я появилась на свет, ей уже исполнилось 66. Тетя Наташа еле ходила – инвалид 1-й группы, я маленькая… Вот мама в основном и вкалывала в домашнем хозяйстве по вечерам после работы да в выходные. И траву на сено косила, где только можно, мы с Тёней его ворошили и сгребали в стожки. Еще и гектар сахарной свеклы в колхозе брала: протяпать, убрать, сдать урожай, чтоб деньги получить и сахар. У меня тоже имелась своя мини-тяпка, дядя Коля сделал, и я ею в грядках ковыряла. И колорадских жуков мне поручали…

Дядя Паша после переезда наведывался вначале часто – у него тут пчелы оставались, помогал по хозяйству. Потом ульи продал, и дядькины жены уже его отпускали неохотно… Жили трудно, зарплата у мамы мизерная, алименты не получала по причине того, что отец мой любил свободу: колесил по стране – целина, лесоповал, женился-разженился, – исполнительные листы за ним не поспевали. Бабушке и тете полагалось по 12 рублей колхозной пенсии. Они и этим рублям радовались – такую сумму назначили лишь в 60-х годах, до этого причиталось по три рубля. Но еды, хоть и простой, хватало – все свое.

Собранный урожай картошки ссыпали в подвал через специальное отверстие в своде, которое летом служило вентиляцией. Часть морковки, свеклы, редьки хранили в земляной траншее, так как урожай в подвале не помещался, – зимой сверху снега побольше набрасывали, весной откапывали, – все как свеженькое. Яблоки – в плетеных коробках (плетушках) в поросячьей закуте, пересыпанные соломой, ели их до весны. Поросенок тут же квартировал, у него еще и утепленный домик имелся на случай морозов. Откармливали его до тех пор, пока уже на ноги встать не мог. Кур в хозяйстве было бессчетное количество и, конечно, корова. Капусту квасили бочками, помидоры, огурцы. Бочки к заготовкам замачивали в ручье, чтоб набухли и не протекали, пропаривали, овощи в них придавливали сверху плоскими камнями, прокипяченными в чугунке на металлической печке, стоящей в палисаднике. На этой печке варили и варенье из слив, малины, смородины, потом опускали в подвал в эмалированных кастрюлях и ведрах. Стеклянные банки были в дефиците – в них закрывали немного вишневого и сливового компота для девки (для меня). Яблоки, груши и малину бабушка еще и сушила. Варенье на уличных печках на Подмарке уваривалось долго, до коричневого цвета зернышка; запахи в вареньевый сезон доносились по речке, наверное, до соседних сел: сладкий малиновый, кисловатый сливовый и головокружительный вишневый. Крупная и сладкая вишня росла у дядь Вани с теть Машей, мы у них немного покупали, а они запасались ею на зиму в непомерных масштабах – мне так казалось, потому что вишневый запах витал у их дома недели две. Вместе с тучами ос. Зато мне удавалось полакомиться пенкой – теть Маша сама звала из-за кустов дяди-Пашиного сада, и я мчалась к ним с тарелкой и ложкой!