. Да… видно, так оно и есть…
Вера Ивановна. Эх ты. Совсем ты на старости лет дитем становишься.
Саша (после паузы). Так оно и есть… Один прирастает к другому, а другой его за это ножом режет…
Вера Ивановна. Ну кто тебя режет?!..
Саша. Я, Вера Ивановна, на Виктора грешил. Все думал, что из-за него у нас не получается. Как постороннего мужчину ревновал, честное слово. А тут дело другое. Офицер тот сделал тебе пацана и улетел на войну, а ты его сорок лет помнишь. Руки, говоришь, помнишь. Это ж надо! Руки! А мои для тебя мазутом пахнут! Как будто я не человек!
Вера Ивановна. Что ты все выпрашиваешь, выпрашиваешь, выпрашиваешь? Ну, что?.. Что ты, голодный ходил эти годы? Неглаженый?
Саша. Да разве в этом дело?..
Вера Ивановна. А больше, Сашка, государственный ЗАГС тебе предоставить не может. Больше и за деньги не купишь… Что офицер? Кто офицера вспомнит, кроме меня? Да никто. Ты живой пришел, здоровый, до старости дожил, а от него и праха не осталось. И ты же ему и завидуешь, его ругаешь. Бессовестный ты, Сашка.
Саша (после паузы). Как ты, Вера Ивановна, завернула… Выходит, я совсем шкурник, а?.. Только какой же он мертвый, этот офицер, если я к нему больше, чем к живому ревную? Значит, надо разобраться и с самой этой смертью. А, может ее и нет, а? Вера Ивановна?
Вера Ивановна. Как это нет? Ты что?
Саша. Но если он пропал, вышел из употребления, все – одно неподвижное мертвое тело, а ты его руки помнишь – это же жуть, Вера Ивановна!.. Это такая… лазейка для ума!
Вера Ивановна. Чего ты плетешь?
Саша (успокаиваясь). Что жалею, что в жизни не сделал, так это не поговорил с умным человеком. Все у меня, Вера Ивановна, вполне совпадает, но есть несколько вопросов. Почему, как только в одном появляется симпатия, в другом тут же возникает отвращение? Почему человека всю жизнь учат быть злым, а он добреет? И куда деваются мысли?
Пауза.
Вера Ивановна. Ты газ в колонке выключил?
Саша. А?
Вера Ивановна (показывает ему пальцами, как глухому). Газ, говорю, выключил?
Саша. Выключил.
Вера Ивановна. Тебе, Сашка, рано на пенсию. У тебя от безделья голова становится совсем плохая.
Саша. И еще я не пойму, Вера Ивановна, почему я всю жизнь на тебя смотрю и уже надоесть должно, а вот убери тебя от меня – я же дня не вынесу. И при том ты меня дурачком считаешь малограмотным. И поговорить-то нам не о чем, а?
Вера Ивановна. А о чем с тобой говорить? Не о чем, конечно.
Саша. Тридцать лет не о чем говорить, а мы живем, и ничего! Это жуть, Вера Ивановна! Только представить! Значит, мы не словами друг другу говорим, а иначе!.. А когда далеко? Сегодня утром, ползаю по полу в прихожей у Виктора с циклевкой и вижу, как ты встаешь, ругаешь меня за то, что воду забыл принести для лекарства. Я извинился тут же! Это… удивительно, Вера Ивановна!
Вера Ивановна. Ругала… Ты откуда знаешь?
Саша (ликуя). Любовь, Вера Ивановна!
Вера Ивановна (пауза). А что говорила?
Саша. Дураком старым, идиотом, как обычно.
Вера Ивановна. Да уж умным не назовешь.
Саша. А я разве против? Разве главное – слова? Как сказать, как посмотреть! Да хоть горшком, хоть черепком! Для меня праздник не по календарю, а когда ты улыбаешься, Вера Ивановна!
Вера Ивановна (польщенная, хмурится). Бессовестный.
Саша. Теперь бы нам еще на юг съездить, а? Прогреть тебя солнцем насквозь, всю заразу выжечь! Отпусти на гаражи.
Вера Ивановна (колеблется). Ты же ноги сожжешь.
