Материализацией их продолжения стал бы Тимошка, если бы родился. Теперь же в сердцах стоит памятник мальчику, смеха которого никто не слышал. В мечтах Олеси Тимошка жил и развивался. Игорь просто терял дар речи от бессилия изменить ситуацию. Он виноват, что оставил Олесю одну с важным вопросом их любви, как не сделал бы даже постоянно курсирующий из страны в страну Георгий (тот хотя бы звонил Олесе, несмотря на высокую стоимость таких звонков, и всегда привозил подарки). Но жизнь продолжается не только ребенком, жизнь – лучи солнца сквозь наши сердца, ведущие нас в красоту, в иное миропонимание людей, прошедших испытания любви.
Для друга младенчества души Олеси, Антона, вся история его подруги и Игоря, переживания Олеси по поводу не рожденного ребенка – абсурд. Антон хотя и понимал глубокие чувства духовно близкой ему, почти сестры, но женщины, он простить себе не мог той оплошности: дать ласточке своей и зайчонку свободу осязания, значило опустить ее в огонь пламени ада, в дикую жаровню развращенных нравов, оставив без руля, без ветрил. Но лишить ее свободы он не осмелился: это значило бы запереть в клетке ее юное сердце, еще не познавшее в полной мере счастья и горя.
– Ты что, Олеся, радуйся жизни, ну как бы ты жила с Игорем, это убожество какое—то. Ну, ты же помнишь его подарки тебе на праздники! Эти потрепанные, в нафталине от стариков, твои любимые, но потерявшие способность по—хорошему удивить, проточенные грибком и плесенью, книги, которые, может, в трупном яде, взятые в диспансерах тоскливого ужаса. Мы все любим книги, но девушке дарить экземпляры в таком отвратительном состоянии, недопустимо. Это неуважение. Помнишь, как я сказал ему, что он недооценивает тебя, если несет на День рождения такой прекрасной девушке пыльные старые книги с ветхими страницами, когда точно такие же книги стоят на полках книжных магазинов новенькие? Что заставило его сделать такой шаг? Самолюбие? Желание проявить свою финансовую беспомощность или свое негативное отношение к тебе? А может, Игорь, зная твой интерес к новым наукам, решил, что ты начнешь постигать науку очищения от плесени и грибка ценных книг и восстановления целлюлозы, а также ламинацию каждой страницы, как в музеях книг? Но эту процедуру проделывают с антикварными книгами прошлых столетий.
– Не утрируй, Антон. Я понимаю, насколько тебе неприятен стал Игорь, когда ты увидел эти книги. Я тоже теряюсь в догадках, что он хотел показать этим? Скорее всего, любовь к наукам, стремление развиваться «до масштаба планетарного», как писала в своих дневниках Елена Рерих, и отступление не просто на шаг от любви ко мне, а совсем бегство на сотни километров. Но меня еще более удивляет, что Игорь при этом не пытался нигде зафиксировать себя официально, ни в одном вузе. Это странно, что любя книги, он уходит от наук и погружается в работу музыкального клуба. Я ревную, начинаю думать, что он тестирует девушек. Какое—то притяжение к чему—то серьезному должно определиться в нем? Его родители не поддержали в нем стремление к океанологии, так как не желали отпускать его изучать науку в отрыве от дома, была жива его бабушка, которая любила Игоря преданной любовью. И он остановился в развитии, я думаю, и нашел себе увлечение музыкой и этот его клуб для заработка.
– Олесечка, милая моя, меня нисколько не беспокоит его судьба, я завел этот разговор в беспокойстве о тебе, родная. Ну, я же помню, как ты училась кататься на коньках, я держал тебя за руку, чтобы ты не упала, и чтобы никто не посмел толкнуть мое сокровище, Ласточку и Зайку. Так же и сейчас: я хочу, чтобы ты не обожгла свое сердце любовью к недостойному тебя человеку. Я обещал твоим родителям беречь тебя и присматривать за тобой, даже тебя растить, когда они уезжали в экспедицию, из которой, к сожалению, отец не вернулся.
