Но думал он об этом мало. Любил помолчать, посмотреть на что-нибудь, да кого-нибудь послушать. Его уважали как раз как хорошего слушателя – секрет его был лишь в том, что он не считал необходимым самому участвовать в любом разговоре.
А тут вот приехал в Москву. Долго ехал, всё глядел в русский простор и ел варёные яйца.
Москва поразила его своим размахом. На вокзал он приехал на Киевский, так что сразу пошёл смотреть на небоскрёбы. На дворе был дурной, слякотный ноябрь, а от небоскрёбов веяло настоящим зимним холодом, и мужик вдруг почувствовал в этих совершенно чуждых ему зданиях что-то родное и знакомое, но так и не смог понять, что.
Потом был продолжительный съезд шахтёров, на котором мужик надел очки и внимательно конспектировал сказанное. Говорились, в основном, глупости, но сам брать слово мужик не стал – чтобы с трибуны выступать, много ума не надо. Правильный человек всё внимательно проанализирует, да и реализует на производстве, а не будет языком чесать. Впрочем, если все будут только слушать и анализировать, кто же будет чесать языками?
Долго ли, коротко ли, а конференция закончилась, и мужик отправился в гостиницу, которую ему оплатило начальство. Администратор уважительно выдал ему ключ от номера и помог донести его скромные пожитки до самой двери.
Оказалось, поселили мужика в шикарный номер – президентский люкс. И тебе шампанское в холодильнике, и кровать огромная, и телевизор плоский – мужик такие телевизоры только по телевизору видел.
Расположившись, мужик тут же пошёл в душ и, согласно твёрдой шахтёрской привычке, тщательно вымылся – больше всего в человеке он ценил гигиену и чистоту. Надел роскошный гостиничный халат и улёгся на кровать, телевизор смотреть.
Тут принесли мужику ужин – рябчик (ух какой рябчик), устрицы и вино какого-то раздремучего года. Вкусил всего этого дела мужик и совсем тепло и хорошо ему стало на душе. Смотрит вокруг себя и не нарадуется – вот это де жизнь, порадовали на старости лет.
Переключает канал, а там такое, чего он никогда не видел. Если без подробностей, то вокруг одного мужика сразу три девки вьются – светлая, тёмная и рыжая – и любят его по-всякому, и он их любит. Раньше стыдно было смотреть мужику на всякие такие картинки, а теперь вдруг стало светло внутри от похабного зрелища. И стало ему вдруг ясно, что разврат это всё равно любовь, и как бы грязно это не было, это всё равно какой-никакой шаг к Господу…
Тут ворвались в его комнату несколько служителей гостиницы, суетливо что-то крича и вроде бы извиняясь. Двое стали вещи его паковать. Мужик прислушался к их речам: не без труда он понял, что поселили его в шикарный номер по ошибке, и что его сейчас переселят в палату поскромнее. И что делать это надо поскорее, так как вот-вот приедут важнецкие гости. Ну, что ж делать, пошёл он с приставленными к нему работниками в скромный номер. А они всё извините да извините.
Затолкали его в какую-то подсобку, поставили ему раскладушку – здесь мол и ночуй. Другого, извините, номера у нас для вас нет, это ваше, извините, начальство не озаботилось, извините. Такие дела.
Стоит мужик в подсобке, сквозняк гуляет, а лампочка мерцает, грозя потухнуть. И никакого тебе телевизора. Только его оставили в покое – врываются в подсобку три девушки в гостиничной униформе и давай с мужика халат снимать. Ну, подумал мужик, сейчас будут его здесь любить, как в том фильме – это как раз светлая, тёмная и рыжая были. А нет – выяснилось, что халат-то тоже коммерческий и ждёт почтенного гостя. Оставили девушки его одного стоять в чём мать родила в неуютном помещении и убежали дальше творить свои хитрые рабочие дела.
