Подвиг Человека. …Несите людям мир и счастье! - страница 5



Но спор есть спор. Не сказав слова – крепись, сказав – держись. Попросив девочек отвернуться, мы с Васей молниеносно сбрасываем одежду и голые (трусов у нас не было) бросаемся в набежавшую волну. Подбадривая друг друга шутками, плывем к противоположному берегу, на котором темнеют деревья. Плыть было так тяжело, что каждый из нас подумал: «Уж не конец ли это?» На середине реки волны были меньше, плыть стало легче, и мы приободрились. Напрягая все силы, мы кое-как добралась до берега и улеглись под старой вербой. Вася был очень бледен и тяжело дышал.

Я спросил товарища:

– Вася, что с тобой? Ты заболел?

– Накурился я, Николай. Голова кружится. Плыви один.

– А как же ты?

– Пришли мне штаны и рубашку с Тоней. Пусть переправится на пароме.

Вася устало закрыл глаза и замолчал.

– Ладно, жди, Вася. Я мигом, – громко крикнул я занемогшему другу и бросился к песчаной косе, глубоко вдававшейся в реку.

Я задумал воспользоваться этим плацдармом, чтобы хоть немного сэкономить силы для преодоления обратного пути. Расчет оказался верным. Подгоняемый волной и ветром, я сравнительно легко переплыл реку. Только у самого берега едва не пошел ко дну, глотнув с котелок пенной волны, отбросившей меня от берега и накрывшей мутной тяжестью. На какой-то миг я испугался, но потом мне стало стыдно перед девочками, и я овладел собой. Обозвав волну «свиньей бездумной», я ударил руками по хребту следующей и выбросился на берег, царапая колени о камни и ракушки. Пока я боролся с рассвирепевшей волной, девочки бегали по берегу и криком подавали советы, как лучше выбраться из реки.

– Что с Васей? – бледнея, спросила Тоня, едва я приподнял голову над сушей.

– Бери его одежку и марш на паром. Он будет ждать тебя. Да смотри разотри его хорошенько! – крикнул я ей вдогонку, когда она уже была на ружейный выстрел от моего приземления.

Я был счастлив, Тося Трайлина так усердно драила меня мохнатым полотенцем, что сама стала розовая, как мак. Я смотрел на неё и не узнавал. Так она была прекрасна. Огромные голубые глаза были широко открыты. Черные зрачки расширились. Рот приоткрыт, обнажив ровные ряды изумительно белых зубов. На верхней губе выступили мелкие капельки пота, и губа слегка вздрагивала. Что-то бесконечно родное и милое было во всей этой тонкой фигурке, по-матерински заботливо склонившейся над посиневшим от холода мальчишкой.

– Спасибо, Тося! Ты добрая девочка, – сказал я, с благодарностью пожимая её гонкую ручонку, и удивился, что не почувствовал смущения, как это бывало раньше.

– Что ты, Николай! – радостно воскликнула девочка. – Я так злилась, когда ты поплыл.

– Почему?

– Ты мог утонуть.

– Я же был не один.

– За Васю переживала Тоня.

– Вот вы какие!

– Ты не подумай чего, Николай.

– А хоть и подумал бы. Ведь мы правда хорошие друзья, Тося?

– Хорошие…

– Вот видишь. И я поплыл-то ради тебя.

– Ты хвастунишка, Николай. Ты не подумал обо мне.

– Не обижайся на меня. Сейчас я понимаю, что поступил неправильно. А тогда… Хочешь, я завтра покатаю тебя на лодке?

– Лучше покачаемся на качелях.

– Ладно. Пошли домой? Петь хочется.

– А как же Вася и Тоня? Надо их подождать. Да вот, кажется, и они бегут.

Действительно, со стороны парома, подгоняемые ветром, взявшись за руки, бежали два подростка: голенастая девочка и прихрамывающий мальчик. Через минуту дружная четверка выпорхнула из-под обрыва и вихрем понеслась к станице.