– А Подземный-Каменный – он что?
– А за подземного я не знаю. Ты – его прапраправнук – что ты можешь о нем сказать?
Лих развел руками. Ничего толком о предке ему не известно. В книжках одно написано, в сказках говорится другое.
– Может, земля держать перестанет? – предположил он. – Размякнет, станет как мокрая глина или зыбучий песок. Уйдет в нее вся страна, с князем вместе. Затонет по самую крышечку. А сверху новая корка схватится. И на ней будут новые люди жить, которые от соседей придут. Которые владык чтили. – От нарисованной картины самому стало тошно, и он спросил о другом: – Эр, коли ты – человек небесный, почему о земле печалишься?
– Я на ней живу. И мать моя… тоже. И… сестры с братьями…
Эр-Ветер так запинался, так неуклюже врал, что Лиху было неловко слушать. Потоптавшись, он вздохнул, простил вранье и спросил дальше:
– А я что могу сделать? Если приду к Подземному-Каменному?
– Я уже говорил: понятия не имею. Дед велел привести к подземному владыке кого-нибудь из потомков. Дескать, это поможет.
– А дедушка твой не соврал? Ты сам сказал: он горазд шутковать.
Эр-Ветер потряс головой:
– Не в таком деле. Я к нему… я его звал в день, когда… – он смолк, мазнул пальцами по щеке, отирая неожиданную слезу. – Я тебе потом расскажу.
Лих прикинул: парень год разыскивает попутчика, чтобы явиться к подземному владыке. Выходит, уже год как случилось то, о чем он и сейчас плачет.
– Мать с сестрами живы? – Вопрос вырвался – будто скользкий, только что пойманный угорь из рук выпрыгнул.
– Нет, – прошептал Эр-Ветер. – Никого не осталось.
Сил не было на него смотреть. Лих смерть отца уже пережил, переболел. Ему легче было – он каменный. К тому же по весне он Марийку обрел; да и мать с сестрицами, с бабкой Заряной у Лиха остались. И пес Ясный. А у этого бедолаги – один конь.
Сев на корточки, Лих принялся шарить в траве. Надо перстень найти. Эр-Ветер сокровище не для того отдал, чтобы Лих его тут же посеял.
В его небыструю голову пришла следующая мысль, очень важная.
– Эр, но если мне с тобой идти, как же мои-то останутся? Мать с сестрицами пропадут. Вон Огневичи – экую пакость вчера учудили; дальше-то хуже будет.
– А ты вчера чем помог? – отозвался Эр-Ветер. – Тем, что в ручье мало не умер?
– Если б я дома был, Огневичи бы не сунулись.
– Еще как сунулись бы поганцы. Ты просто не знаешь, как бывает… Что ты ищешь?
– Перстень обронил, вот и ищу.
– Растеряха. – Эр-Ветер присел на корточки и принялся быстро-быстро охлопывать траву ладонями. Так у него ловко получалось – словно музыку выбивал; еще и цепь в лад позванивала. – Не пропадут твои, не бойся. Мать замуж выйдет, за отца своих дочек. При тебе постесняется, пока год не прошел со дня смерти. А без тебя выскочит.
Лих перестал искать перстень.
– Эр, будет врать. Я устал слушать.
Эр-Ветер уселся в траву, не беспокоясь за белый плащ и штаны.
– Я говорю правду. Вчера, как вы по кроватям расползлись, твоя матушка шасть за дверь – и к милому. Жаловаться, совета просить, ласки искать. А едва развиднелось, вернулась и стала в цветнике прибираться, у отца твоего прощенья испрашивать.
– Что ты брешешь?! – вскипел Лих, и только близость стеклянного коня уберегла Эр-Ветра от новой затрещины.
– Я слышал, как она причитала над клумбами. А ты бы лучше порадовался, что у матери есть человек, который ее сердцем греет.
С этим Лих не стал спорить. Вновь взялся за поиски, нащупал в траве ободок. Выпростал из травинок. И охнул: чудесного камня в перстне не было. Осталась одна оправа с коготками, которые раньше держали сокровище.
