Чтобы [потом] всякий раз хвастаться перед врагами[186].
Чтобы, как только язык мой помянет [твое] имя,
Глаза свидетельствовали о виденном[187].
315 Если я стал работником на дороге уважения к тебе,
О луна, то я пришел с мечом и саваном[188].
Только сама отруби мне ноги и голову,
Ведь я [принадлежу] этим рукам, не рукам других[189].
Ты вновь ведешь речь о разлуке,
Делай что хочешь, но этого не делай!»
В этот миг путь привел в город речи.
Она сказала: «Невозможно, поскольку нет времени!»[190]
Мы рассказали про кожи, а мясо осталось спрятанным,
Если мы останемся, то это так не останется[191].
Возлюбленная отвергает извинения влюбленного и выставляет ему на вид его увертки
320 В ответ ему та подруга раскрыла уста,
Мол, для нас – день, для тебя – ночь![192]
К затемняющим хитростям в суждении
Зачем ты прибегаешь перед зоркими?[193]
Все, что у тебя на сердце из ухищрений и секретов,
Нам открыто и ясно как день.
Если мы милостиво покрываем его,
Почему твоя дерзость переходит границы?[194]
Поучись у отца, ведь Адам, провинившись,
Охотно опустился на порог[195].
325 Когда он увидел того Знатока тайн,
Он встал на ноги, моля о прощении[196].
Уселся на пепелище печали,
Не прыгал, оправдываясь, с ветки на ветку[197].
Сказал: «Господи наш, мы обидели [себя]!» – и все,
Поскольку он увидел вокруг себя стражей[198].
Увидел стражей, сокрытых, как душа,
Копье у каждого – до небес[199].
Мол, берегись, пред Сулайманом будь муравьем,
Чтобы не пронзило тебя это копье![200]
330 Ни на миг не останавливайся нигде, кроме стоянки правды,
Не бывает у человека [другого] такого охранника, как глаз[201].
Если слепой очищается благодаря наставлению,
Он каждый миг вновь марает себя[202].
О человек, ты с виду не слеп,
Но когда приходит Приговор, глаза слепнут[203].
Нужны долгие годы, чтобы изредка, порой
По Приговору зрячий угодил в яму[204].
Для слепца же этот Приговор всегда с ним,
Ведь падать – его природа и привычка.
335 Он упадет в нечистоты – не знает, что за запах,
[Мол], от меня этот запах или от грязи?
А если кто-то умастит его мускусом,
Он тоже приписывает [запах] себе, а не милости друга.
Так что два ясных глаза, о наделенный зрением,
Для тебя – сто матерей и сто отцов.
Особенно – глаз сердца, у которого семьдесят оболочек,
А эти два глаза [внешнего] чувства лишь подбирают за ним крохи[205].
О горе, заявились разбойники,
Связали мне язык сотней узлов[206].
340 Стреноженный, побежит ли резво легконогий скакун?
Больно тяжелы эти путы, ты уж прости!
О сердце, эта речь выходит раздробленной,
Ибо эта речь – жемчуг, а Ревность – мельница[207].
Если жемчуг дробится и измельчается,
Он становится тутией для больных глаз[208].
О жемчуг, не горюй из-за того, что ты раздроблен,
Благодаря раздробленности ты станешь светом[209].
Вот так, дробно и невнятно надо вести речь,
Под конец Истинный выправит ее, ибо Он – Ненуждающийся[210].
345 Пусть пшеница раздробилась и распалась —
Она попала в лавку, мол, вот – полноценный хлеб!
О влюбленный, и ты, когда твой проступок открылся,
Перестань наводить блеск, горюй![211]
Те, которые являются избранными сынами Адама,
Трубят: «Господи наш, мы обидели [себя]!»[212]
Изложи свою просьбу, не прекословь,
Подобно Иблису проклятому, бесстыдному[213].
Если бесстыдство стало для него покрывающим порок,
То и ты иди, усердствуй в пререканиях и бесстыдстве![214]
350 Тот Абу Джахл чуда от Пророка
Потребовал, как злобный тюрок-гуз
