Поэма о скрытом смысле. Второй дафтар - страница 10

Шейх-должник многие годы вел себя таким образом:

брал в долг, раздавал словно посредник.

Он сеял семена [добрые] до дня смерти,

чтобы в день смерти быть славнейшим предводителем.

Когда жизнь шейха подошла к исходу,

он почувствовал в себе приметы смерти.

Все заимодавцы расселись вокруг,

а шейх меж тем таял, как свечка.

390 Заимодавцы потеряли надежду и были недовольны,

боль сердец подружилась у них с болью легких[82].

Шейх же подумал: «Взгляни-ка на этих сомневающихся!

Неужто у Истинного нет четырехсот золотых динаров?»

Какой-то мальчишка, продающий халву, закричал снаружи,

он нахваливал халву в надежде заработать монетку.

Шейх кивком головы велел слуге,

мол, ступай, купи всю халву.

Заимодавцы, быть может, съедят халву

и хотя бы ненадолго перестанут на меня хмуриться.

395 Слуга немедля вышел наружу,

чтобы купить всю халву за золото.

Слуга спросил мальчика: «Почем у тебя халва?»

Мальчик ответил: «Полдинара и еще сколько-то».

[Слуга] сказал: «Нет, не проси много с суфия,

полдинара дам тебе, и не проси больше».

Он поставил поднос перед шейхом,

ты же узри тайны ведающего сокровенное шейха.

Он подал знак заимодавцам: «Этот дар

пусть будет благословен, кушайте на здоровье эту дозволенную еду».

400 Когда поднос был опустошен, мальчик поднял его

и сказал: «Давай мне динар, о мудрец!»

Шейх ответил: «Откуда у меня деньги?

Должник я и скоро отправлюсь в небытие».

Мальчик с горя разбил поднос о землю,

стал рыдать, причитать и плакать.

Он рыдал из-за понесенного убытка: «Ой-ой!

Ты перебил мне обе ноги!

Уж лучше бы мне торговать у топки бани,

не подходить к дверям этого ханакаха!

405 Суфии-дармоеды, чревоугодники,

с сердцами собачьими, умываются как коты!»

На вопли мальчика и добряки, и злые

собрались толпой и окружили его.

Мальчик подскочил к шейху и крикнул: «Эй, подлый шейх!

Знай же: хозяин убьет меня!

Если приду к нему с пустыми руками,

он убьет меня! Устраивает тебя это?»

Те заимодавцы тоже, отрицая и отрекаясь,

повернулись к шейху, [крича]: «Что это за проделки?

410 Ты потратил наши деньги, вершишь несправедливости,

зачем же была еще вдобавок эта несправедливость?»

Мальчик плакал до послеполуденной молитвы,

а шейх закрыл глаза и не смотрел на него.

Шейх, презрев их угрозы и попреки,

упрятал свое лицо, светлое, как луна, под покрывало.

И вечность радовала его, и смерть, и был он весел,

не ведая ни хулы, ни злословия людей.

Тот, кому душа улыбается в лицо сладко, как сахар,

Какой вред ему от кислолицести людей?

415 Тот, чья душа целует [на прощание] его глаза,

разве будет печалиться о небосводе и его гневе?

Лунной ночью луне, находящейся в зените,

нечего бояться ни собак, ни их лая.

Собака исполняет свои обязанности,

а луна свои обязанности выполняет [своим] ликом.

Свое маленькое дело исполняет всякий человек,

вода из-за щепки не теряет своей чистоты.

Щепки, как и полагается щепкам, униженно плывут по поверхности потока,

а чистая вода течет себе без суеты.

420 Мустафа (Мухаммад) раскалывает луну в середине ночи,

Абу Лахаб[83] в злобе болтает вздор [о Мухаммаде].

Масих[84] (Христос) оживляет [дыханием] покойника,

а иудей в гневе выдергивает свои усы.

Никогда лай собаки не достигнет луны,

особенно той луны, к которой благоволит Бог.

Шах до самого утра пьет вино на берегу ручья,

не ведая за звуками музыки о кваканье лягушек.

В складчину вышло бы мальчику по несколько дангов [с каждого],

но великодушие шейха этой щедрости не допустило.