Читать онлайн Валерий Гудошников - Поэмы беспокойных лет

Поэма о небе

Помолись за погибшего в небе,

Горьких чувств от друзей не тая…

Говорят, есть поэма о хлебе,

Есть о небе и эта – моя.

автор

Небо, ты близко и ты так далеко!

Небо, ты низко и ты так высоко!

Прячешь загадок нимало

И открывать тайны твои нелегко!

Небо, ты радость и ты наша беда!

Небо – счастье полёта, но иногда

В небе ломаются крылья

И сыновей прячет земля навсегда…

Из песни о небе

––

Не вдаваясь подробно в детали,

Наших предков не сложно понять:

О летании люди мечтали,

Что ж мечту, ведь её не отнять.

Заточить невозможно в темницу,

Наговором дурным не сгубить.

Для неё не преграда границы,

Разве что её можно убить

И, случалось, не раз убивали, -

Инквизиции жуток закон,

Только зря всё, о небе мечтали

Галилей, Аристотель, Ньютон.

Ах, мечты, если б в срок им всем сбыться!

Пыль веков оседает во мгле.

Ну, зачем людям в небо стремиться!

Мало ль места им здесь, на земле?

Что нашли они в бездне чернильной,

Где не видно ни дна, ни конца?

Там итог – только камень могильный,

Да разбитые чьи-то сердца.

Но попробуй внимательно вникнуть

И поймёшь, ведь не каменный век,

Что желание в тайну проникнуть

Выше смерти – таков человек.

Небо с мужеством многих сдружило,

Но, оставив немногих в живых,

На алтарь своих тайн положило

Больше жизней, чем в войнах иных.

––

Нынче небо для многих открыто.

В небе чище и ярче заря.

С колокольни «смерд гнусный» Никита

Прыгал, кажется, вовсе не зря.

Нет, конечно. Но вот ведь досада!

Власти сделали всё, что могли:

Аппарат у церковного сада,

Отслуживши обедню, сожгли.

Но решили, что этого мало,

С плеч главу – и душа к небесам!

Тело ж смерда, чтоб зря не пропало

На съедение бросили псам.

Помолились немного, ну, ладно!

Повздыхали, а мог бы ведь жить.

Что же, будет другим неповадно

С сатанинскою силой дружить.

Только память от смерда осталась.

Был наказан «конструктор», как тать*.

Да, нелёгкая доля досталась

Тем, кто раньше стремился летать.

* Разбойник. В те времена приговор для них был один – смерть.

1695 год.

«Караул, – закричал мужичонка, -

Государево дело хочу!»

Бросил оземь** с размаху шапчонку

И сказал: «Как журавль полечу!».

** На землю. (старославянское выражение).

И в известном стрелецком приказе,

Куда стражник беднягу привёл,

От восторга летанья в экстазе

Объявил, что крыло изобрёл.

Повезло мужику как-то сразу

Лишь сказал про полёт журавлей,

И казна, повинуясь приказу,

Выделяет «осьмнадцать рублей».

Ну, мужик! Ну, арап! Ах, негодник!

Небывалые раньше дела!

За такие-то деньги сегодня –

Тут и мышь бы гору родила.

Сколько средств мужичонка истратил

Нам конечно теперь не узнать,

Только крылья он сделал, приладил

Их на руки и начал махать.

Но дебют мужику не удался,

Что для первых – нередкий удел.

Сколь конструктор взлетать ни пытался –

Ни на метр от земли не взлетел.

В людях есть что-то, чем они схожи.

Никому не уйти от судьбы…

«Для летания крылья не гожи»,

Как не гожи они для ходьбы.

Так комиссия твёрдо решила,

Будешь спорить – в стрелецкий приказ!

А ещё объявить поспешила

О событьях прошедших указ.

Предлагалось – «и так тому быти» -

Без веления сверху простить

«Батогами конструктора бити,

И ущербы казне возместить».

Как с ущербом там было – не ясно,

Повезло, что остался живой.

Понимал мужичок, знать, прекрасно:

Поплатиться бы мог головой.

––

1731 год.

Когда ветер на трассе попутный,

То быстрее летит самолёт.

Из Рязани подъячий Крякутный

Собирается в первый полёт.

Удивлённо зеваки галдели:

Не взлетит! А взлетит – не догнать!

Шить поганый свой шар три недели,

Чтоб на нём себе шею сломать?

Он конструктор и он испытатель.

Что ж, осталось проверить расчёт.

Знал бы этот рязанский мечтатель,

Что в историю сразу войдёт!

«Полетел! Деревов уже выше!» -

Во весь голос звонарь заорал,

И с церковной некрашеной крыши

Вдруг свалился и… шею сломал.

А смельчак – ничего. Вот умора!

Собирал аппарат, чуть дыша.

Вывод верен: есть в небе опора.

Ликовала от счастья душа.

Но собрались летанья ревнивцы

И решили – мол, хватит дурить -

Из Рязани прогнать нечестивца.

И прогнали, а что ж тут мудрить.

Так и умер умелец в безвестности,

В жизни всюду и всеми гоним.

Не осталось могилы на местности,

Ну а слава досталась другим.

Так нередко бывает уж, право,

Как в игре той, где чёт иль не чёт:

После смерти приходит вдруг слава,

После смерти приходит почёт.

––

1761 год

Шли года и эпохи сменялись.

Небосвод всё сильнее манил.

Но, как прежде, над теми смеялись,

Кто мечты о летанье хранил.

И, придумавши «крылья упруги»,

Фёдор Мелес в остроге гадал:

За какие такие заслуги

В кандалах на Камчатку попал?

Задавить, чтоб летанья зачатки

Вслед приказ: не пущать, не велеть!

Не дай бог на далёкой Камчатке

Федька снова сумеет взлететь.

Не взлетел. Жизнь в тюрьме – не конфетка,

Стражи прочно держали в узде.

Много лет небосвод видел в клетку,

И скончался неведомо где.

––

Уже позже умелец Соковнин

В своей книге «Воздушный корабль»

Написал, о захватчиках помня,

Что создал боевой дирижабль.

Был проект, были сверху комиссии,

И был вывод примерно такой:

Автор – болен, но в рамках ремиссии.

Ему нужен уют и покой.

Для размышления

Ну, зачем для страны дирижабли?

Что, картошка без них не взойдёт?

Есть же бороны, лошади, грабли…

Всё и нынче к тому же идёт *.

* В годы ельцинского безвременья всё к этому и шло.

А спустя много лет из архива

Тот проект вдруг бесследно пропал,

И неясно как – вот так да диво! –

Он в КБ Цеппелина попал.

Цеппелин в том проекте порылся

И, не в силах волненья унять,

От нахлынувших чувств, прослезился,

Тут же понял, чего предпринять.

И предпринял, уж это мы знаем,

Изобрёл дирижабль, да какой!

А в России же был выдуман заем,

Чтоб купить себе точно такой.

––

Вот Кибальчич в застенках томится.

Ветер с Балтики гонит волну…

А ему в тёмной камере снится,

Будто он полетел на Луну.

Смел проект, дерзновенен и ярок,

Мир такого ещё не видал.

Для России хорошей подарок

Мог бы быть, только вышел скандал.

Ведь Кибальчич всего лишь преступник,

Уже ясен его приговор,

От царя и от веры отступник,

А с такими какой разговор?

Пыль забвенья покрыла бумаги,

Был припрятан проект от людей.

Что ж, в полиции – люди «отваги»,

Но отнюдь не научных идей.

Для размышления

Русь темна ли, бедна ли, убога ль?

Для идей, как транзитный вокзал?

Но писатель с фамилией Гоголь

Ей другую судьбу предсказал.

Предсказание точно, как выстрел.

Уж пора всему миру бы знать:

Запрягают в России не быстро,

Но поедут – тогда не догнать.

––

1887 год

Вот ещё: ни о чём не жалея –

Он давно уже это хотел –

Наш учёный Д.И. Менделеев

Сел в кабину и в небо взлетел.

Может быть, он Крякутного вспомнил

В этот миг своих сбывшихся грёз,

Как тот шар чёрным дымом наполнил

И вознёсся… чуть выше берёз.

Двести лет уж почти пролетело,

И в летании явный прогресс.

Не пропало подъячего дело,

Он вознёсся б теперь до небес.

И уже летунов не гоняют.

О летающих песни поют

И голов больше не отрубают,

Батогами – и теми не бьют.

Ох, красива же матушка наша! –

Менделеев в волненье вскричал.

Высота – три шестьсот, в небе Russia, -

Так английский журнал сообщал.

––

Покорились небесные выси,

Но проблема в ином состоит:

Шар – есть шар, он от ветра зависит,

Куда дует – туда и летит.

Скажем, в летний денёчек воскресный

Ты взлетел и взял курс на Рязань,

Но изменится ветер небесный, -

Прилетишь, но, возможно, в Казань.

А вдруг штиль, ведь бывает такое,

И тогда, что бы ты ни хотел

Повисишь час-другой над землёю

И вернёшься, откуда взлетел.

Тем не менее, люди летают.

Сбылся некогда сказочный сон.

Жаль об этом уже не узнают

Галилей, Аристотель, Ньютон.

Патриоты, не надо истерики.

Паровоз изобрёл Джеймс Уатт,

А чуть позже в далёкой Америке

В небо взмыл аппарат братьев Райт.

Ветерок дует ласковый майский,

Солнца луч облака серебрит.

Вот российский конструктор Можайский

У биплана, волнуясь, стоит.

Кто был первым? Без сна и покоя

Можно спорить тут до хрипоты,

Но ведь важно-то было другое:

Не напрасными были мечты.

Знанье только упорным даётся,

Ускоряет их мысли полёт,

И на смену шарам создаётся

Примитивный, но всё ж самолёт.

Вот стоит он готовый к полётам,

Этажерка, открытый биплан,

Называется не самолётом,

Называется – аэроплан.

Справка

От первого полёта шара до первого

полёта аэроплана прошёл 151 год.

Затряслось, затрещало, помчалось

Против ветра, верхом не догнать,

Вверх поднялось, чуть-чуть покачалось

И над крышами стало летать.

И какой-то мужик с перепугу

«Конец света!» – крестясь, завизжал.

Его конь, оборвавши подпругу,

С диким ржанием в лес убежал.

«Караул! – где-то взвизгнула баба, -

Помогите корову вернуть!».

На кочке задремавшая жаба

Сиганула в болотную муть.

Куры с квоканьем всюду носились,

Разбегались собаки, визжа,

Овцы в панике в поле давились,

Сбившись в кучу, телами дрожа.

А оно всё летало, трещало,

Распугав ещё стадо коров,

День рождения свой возвещало

И кончины, но эры шаров.

Сколько будет потом испытаний!

Сколько будет геройских смертей,

Безутешных прощальных рыданий

И трагических скорбных вестей.

В небо путь и тернист и опасен,

Там не встретишь привычную твердь.

В небе путь, несомненно, прекрасен,

Но, простите, прекрасна и смерть.

Помолись за погибшего в небе,

Горьких слёз от друзей не тая,

Помяни чаркой водки и хлебом,

Завтра очередь будет твоя…

––

Наконец-то летим против ветра,

Тянет вверх многосильный мотор.

Но, бывает, что против – ни метра,

Так, как ветра сильнее напор.

Вот представьте картину: взлетели,

Но чего-то сомненье берёт!

И летит самолёт, но не к цели,

А… от цели, хвостом наперёд.

Да, представьте, бывало такое,

И тогда, что б пилот ни хотел –

Зазевается чуть над землёю

И не сядет, откуда взлетел.

Унесёт его ветер, как тучку,

Но в другой совершенно конец.

А закончится в баке горючка,

То, считай, что уже не жилец.

Парашютов тогда ведь не знали,

Их черёд много позже придёт,

Потому почти все погибали,

Коль случался нештатный полёт.

Но летать – это только пол дела,

Тут другие вопросы важны,

И вопрос был поставлен умело:

Для чего самолёты нужны?

Пассажиров возить, кто-то скажет,

Подниматься, чтоб до облаков!

Ну а если мотор вдруг откажет?

Нет, простите, тут нет дураков!

И комиссия сделала вывод:

Для показа летания – быть.

Что ж, и это ведь, в общем-то, выход,

А могли б весь проект загубить.

А ещё на проекте черкнули:

Для потехи народа – нужны.

Но военные быстро смекнули:

Для потехи, но богу войны.

И пока для потехи народа

Смельчаки собирались в полёт,

В стенах Питерского ремзавода

Собран был боевой самолёт.

––

Человеку на этой планете

Далеко не впервой воевать.

Нет науки дурнее на свете,

Чем наука людей убивать.

Но с неё всегда всё начиналось

И следы её всюду видны:

Очень многое, что создавалось –

Создавалось для целей войны.

Взять топор. Он придуман едва ли

Для того, чтоб кого-то убить,

Но сначала секир наковали,

Чтобы головы людям рубить.

––

1913г. и далее.

Запрягли наконец-то, погнали,

Вышло так, как писатель сказал.

«Илью Муромца»* быстро создали –

Мир такого ещё не видал.

* Первый тяжёлый бомбардировщик в мире. Конструктор – Игорь Сикорский. Взлётный вес с-та 7,5 т. Скорость -140 км/ч. Потолок – 3200м. Имел 4 двигателя мощностью 760 л. с. каждый. Вооружение: 6 пулемётов и бомбы. В России было выпущено 86 самолётов. Последняя машина этой серии летала ещё в 1924 году.

А войны фитили уже тлели,

Что ж, готовьтесь, ребята, в полёт!

Знать, военные дальше смотрели,

Заказав боевой самолёт.

В авиации жизнь не простая,

Вся она – на виду у страны.

Авиация – отрасль такая,

Всё для мира в ней и… для войны.

Самолёты пехота не любит,

Потому-то в бою до конца

Из всех видов оружия лупит,

Поливая их морем свинца.