Он познакомился с семейным кланом Лаво. Они жили тогда в той квартире, где живет теперь Кальмар. Отец, работавший в ту пору метрдотелем, был весьма высокого мнения о своем общественном положении. Кое-кто из театральных звезд и критиков еще захаживал в «Вейлер», и все они называли Лаво просто Луи. Он тоже, рассказывая о разных знаменитостях, охотно называл их по имени, как если бы они принадлежали к одному кругу.
– Понимаешь ли, дружок, такова моя профессия. Все тебя знают, и ты всех знаешь. Ни одна другая профессия не дает возможности завязать такие интересные знакомства, не говоря уже о том, что узнаешь о людях гораздо больше, чем они думают. Представляешь, что было бы, если бы такой человек, как я, проживший сорок лет в Париже, написал воспоминания! Вот ты, к примеру, учишь ребятишек моих клиентов, а почти ничего не знаешь о них…
Старшая замужняя сестра Доминики жила в Гавре, муж ее служил старшим барменом в Трансатлантической компании, а она торговала там же прохладительными напитками. Вторая, одинокая сестра, Роланда, работала секретарем у адвоката на левом берегу Сены и вела довольно замкнутый образ жизни. Как знать, не предложит ли Доминика, хотя внешне она и не разделяет вкусов родителей: «Почему бы и нам не купить такой же ресторанчик, как у папы?»
Это ведь у нее в крови. По воскресеньям, пока он отдыхал после обеда, она с удовольствием помогала родителям в кухне или в зале. Нередко он заставал ее в переднике.
«Пойми, Жюстен, они с ног сбились. Надо же им помочь, раз они не берут с нас денег за еду».
И уж конечно, не он стремился каждое воскресенье в Пуасси. Дети? Предположим. Дети – другое дело, хотя бы из-за этой старой клячи. А он не прочь был иногда поехать куда-нибудь на новое место.
Ну а что касается преподавания… Как-то странно вдруг обнаружить – только потому, что какой-то неизвестный почти насильно вложил ему ключ в руку, – что вся его жизнь стала строиться на полуправде, если не целиком на лжи.
В начале своего преподавания в лицее Карно он был вполне счастлив и так же, как тесть, считал свою специальность одной из самых прекрасных на свете. Его радовали внимательные юные лица, и ему не терпелось преподавать в выпускных классах, дабы передать юношеству свое восхищение английскими поэтами.
Совсем не из-за денег Кальмар бросил преподавание, хотя и сказал так Доминике. Только Боб знал подлинную причину.
На самом же деле Кальмар из-за ерунды по-глупому испортил себе карьеру. И это случилось всего через два года после начала его педагогической деятельности.
А ведь он делал все, что было в его силах. Зная отвращение большинства учащихся к иностранным языкам, он пытался сделать свой предмет увлекательным. Например, придумывал забавные диалоги и проводил их с лучшими учениками.
– Вы, кажется, сегодня чем-то озабочены, месье Браун?
– Я забыл свой зонтик, сэр.
– Разве идет дождь?
– Может ли дождь не идти?
Все смеялись, и только один, всегда один и тот же ученик на последней парте, некий Мимун, никогда не смеялся и не интересовался тем, что происходило вокруг.
– Могу ли я узнать, месье Мимун, о чем вы думаете?
– Ни о чем, месье.
– Разрешите вам напомнить, месье Мимун, что в настоящий момент вы обязаны думать об уроке английского языка. Я полагаю, что родители посылают вас сюда именно для этого.
Мальчик был упрямый и злой. В эти минуты в его глазах вспыхивала скрытая ненависть.
