И хорошо, что Маяковский скажет плохо
В поэме «Хорошо» о том, что сада
И города, на самом деле, нет…
(1) На перекрестья окон лёг рассвет.
(2) На низких окнах высится рассвет.
3.
Любить, любить…
Любить, любить… Глагол вздыманья – шага
Над кромкой снега, ох, как глубоки
Поля заснеженные, кровью стынет влага,
Вплотную к коже… Что же, рыбаки
Подняли взгляды на него, молчали,
Почувствовали что-то, бросив сеть
И жизнь, и прежней радости печали…
Любить, любить… На сотую, на треть –
И то уже – на гладкой вертикали
Седого Эвереста, вбивши крюк,
Висеть… Дождями лица истекали…
Несут её усилиями рук –
Возлюбленная, спи! И крепко-крепко
Прижав к себе, закинув в небо стон,
Стоять под ливнем… Вмята в поле кепка
И ветер хлещет их со всех сторон…
Любить, любить… Пусть Нерчинск, Благодатка
Поделятся глагольным остриём…
И на крыльце осевшая солдатка
С тяжёлой похоронкой, и споём
«Про это» на двоих, на водосточной
Трубе аккомпанируя строке,
В которой тихо, бережно и сочно
(1) Купались чувства в вешнем молоке.
(2) Стихали чувства в Вышнем Волочке.
Смотреть, смотреть… как любящесть натуры
Угнежживается в старинный час –
В глубоком кресле, бродят тучи хмуро,
Дождём волнуясь проливным за нас…
Любить, любить…
Как в омут! Ввысь низринув
Всю без остатка душу! Суд творить…
Кто без греха – припомнят ей Ирину
И нож сумеют в спину сотворить.
И только ангел с лёгкими крылами,
Любя, любя её, в даль вознесёт
Дням неподсудную! Стоит углами
В Борисоглебском изморозь высот.
Не ждать, не ждать – любить –
как нянчить, нынче
В свершающийся миг, на глубину
Сикстинской Рафаэля и в Да Винчи
Вдаваться взглядом… Больше не верну
Себя в кондовый мир, где крылья остро
Блестят, как бы в размахе лебедей,
Стяжают крик… Снам нужен отдых, остров!
Пусть омывается прощаньями людей.
Любить, любить… Рукой вдоль эшелона,
Оглохшею славянкой… Марш разлук
Литаврами грохочет, непреклонна
Жизнь к машущим ладоням тысяч рук.
И целовать кромешный воздух залпа
Салюта, в холод лютый над Москвой.
На небо, вместо всех иконок, взял бы
Лицо её и отблеск заревой…
Но бой идёт: в распадке под Донецком…
И скомкан почерк… Двадцать первый век –
Любить по-русски – жизнь во взгляде детском
И «Жди меня!», и смерть – горячий снег
Бросает с неба, крупным снегопадом
Усыпан почерк писем и блиндаж…
Любить, любить… Бессмертье смерить взглядом…
И, вдруг, стихами должное воздашь :
Карандашу, краюхе света, тонкой,
С воронками, оглохшей тишине…
Лишь выскулилась, будто собачонкой,
Взмывающая в полночь в стороне –
Горсть мин, иль это раненные вскрики?
Молчание слилось с дремотой глаз.
Льнул сон волною к острову Маврикий…
И сонм раздумий в темноте погряз.
Любить, любить… Художественно просто…
В огонь и в воду! Брода нет в огне!
Актриса. Сцена. Маленького роста.
И свечи пляшут пламенем в окне
Давно не существующего дома
Давно живущей на страницах книг
Страны и странна истины истома,
И странник-тополь каплями поник…
Влюбиться – в снег иль в смерть – напропалую!
Ни дня, ни часа без любви – приказ
Марины: я в рассвет расцвет целую:
Целую ночь неугасимость глаз –
Предмет сиянья, внутренний огарок…
И только тонкий свет, и только ты
От шага в высоту спасаешь, марок
Заснеженный осколок красоты.
Огни горящих чувств – дотла сгорели :
Эпоха, дом, страна, любовь одна
Осталась на земле… Дворец Растрелли
Стал Эрмитажем, в Зимнем – днём видна
Седая ночь, от края и до края…
– Люби её, всем сердцем, до конца…
Луч солнца, понемногу умирая,
Сойдёт, как тень с любимого лица,
