– Каким образом отказали? Что произошло? – уже более спокойным тоном спросил я, желая разобраться в ситуации.
– Одмувено, – спокойно ответила Агнешка.
– Как это одмувенно? Ты можешь нормально рассказать, что стряслось? – настаивал я.
– Не мартшь вше, – сказала Агнешка.
– Как это не волноваться? – еще более встревоженно произнес я.
– Вшистко ешьч добже, не мартшь вше, – сказала Агнешка.
– Короче, понятно. Лежи там, не двигайся. Я через тридцать минут буду, – ответил я, осознав, что внятного ответа от Агнешки мне все равно сегодня не получить.
Не выпуская телефон из рук, я повернул ключ в замке зажигания машины и включил левый «поворотник».
– Не можешь ше спешить, – спокойно сказала Агнешка.
– Почему уже не спешить? – проглотив комок в горле произнес я.
– Одмувено, причем два раза, одмувена. Ни че ни стало, – спокойно сказала Агнешка, – Лежу я значит на канапе, смотрю сериал «Беспардонная милошчь», с этим французским актором, как там его, и пшистко…
Так ничего и не поняв из сказанного, я снова заглушил двигатель машины, решив до конца все же дослушать рассказ Агнешки, чтобы понять, куда мне двигаться первым делом, за «скорой помощью», или все таки к возлюбленной.
– На диване лежишь? – переспросил я.
– Да, на канапе, – ответила Агнешка, и затем продолжила, – Как там его этого актора… виж о ким мув я, и вдруг, как сведет миньшень на ноге.
– Мышцу на ноге, – переспросил я, – Икроножную мышцу?
– Цо естчь икроножная? – переспросила Агнешка.
– Не важно, – ответил я, – Давай дальше.
– Дальше, я просто взвыла в голос, боль дзикий, и что самое наистрашнейша не пушта, – сказала Агнешка.
– Не отпускает, – перевел я.
– Да, не пушта, – сказала Агнешка, – Тераз я разумею футболистов, которые впадают в телевизор и кричат от боли. Тутай, лежу, значит, стону, а потом вдруг так раз, и пушьчич.
– Отпустило, – сообразил я, – Короче, у тебя свело мышцу на ноге, а потом ее отпустило. Так?
– Так, – ответила Агнешка и засмеялась, – Кохане, высташиме же на серье.
– Ты перепугалась не на шутку, это понятно, – ответил я, тоже давясь от смеха, – Сейчас то все нормально, ходишь же?
– Тераз так, але потем, – сказала девушка, – Дрогий, наибарджей нидошечне неправда.
– А что тогда в этой истории самое смешное? – спросил я, – Если не считать того, что я только что чуть не поседел во время нашего разговора.
– Цо то значит «поседел», – спросила Агнешка.
– Не важно, – ответил я, – Так, что там самое смешное?
– Наизабавнейша то, что я звонила до своего лекаря Давида Самуэлевича. Который на початку успокоил меня, а потем поведал, цо непоставит диагноз по телефону.
– «Зачем врачу то было звонить? Подумаешь ногу отсидела на диване. Тоже мне травма,» – подумал я, но ничего не сказал Агнешке.
– Але только повесила телефон, как ноги опять опали и боль дзикий, – сказала Агнешка, – Такой дзикий, дзикий. Я опять за телефон, звоню до моей подруге Франьчишке. Франчишка была заангожована в йоге.
– Занималась йогой? – переспросил я.
– Да, – ответила Агнешка, – Заангожована в йоге, але взяла телефон и поведала мне, поведала, цо, то у меня обводнение.
– Что еще за обводнение? – переспросил я.
– Але обводнение, тераз, мало воды, – ответила Агнешка.
– Обезвоживание, – прояснил я для себя, – А почему у тебя должно было быть обезвоживание?
– У мне был то другий день диеты «2 Deis DIET?», – сказала Агнешка.
– Ты значит на диете была второй день, – по привычке перевел я, – Зачем тебе это?
