Первое посмертие они увидели провалившимся по пояс в болотину. Мертвый крестьянин с рассеченным лицом растягивал рот в жуткой улыбке.
– Шерстяная задница!
Худой Скаун неожиданно заскакал на одной ноге.
Большой Быр фыркнул. Хохотнул Хефнунг. Грохнули братья Енсены.
– Ну, да, да, смешно. А помочь?
Худому Скауну сообща со смешками на ходу стянули сапог и выколотили из него камешек.
Чем дальше отряд забирался в нифель, тем больше Клембог замечал, что нифель не однородна. У жилых когда-то мест она становилась плотной, густой как кисель, почти черной, а над полями стелилась прозрачной слабо-фиолетовой дымкой. Но там, где, видимо, какое-либо живое существо застала смерть, нависала кочкой или холмиком. Какие-то нити всюду тянулись в небо, нити утолщались и раздваивались, по ним, как кадык под кожей, двигались черные бугорки.
– Смотри, Кеюм, смотри, – сказал Ольбрум, – вот она – нифель.
– Она живая? – спросил, обернувшись, Кредлик.
– Где ты видишь жизнь? – строго посмотрел на него цольмер. – Нифель – это смерть, ничто, она сосет аззат из самого мира.
– А потом? – спросил мальчишка.
– Потом… – Ольбрум вздохнул. – Потом мир кончится. Он уже почти кончился. Посмотри вокруг. Он будет темнеть, темнеть, пока не пропадет совсем.
– Куда?
Рядом расхохотался Хефнунг и хлопнул Кредлика по плечу.
– К богам и предкам!
– А вот те, у которых Капля? – не унимался мальчишка.
– Они протянут подольше. Но когда всюду будет нифель, иссякнут и Капли.
– А жрать нам тоже придется на ходу? – недовольно спросил Большой Быр.
– Разумеется, мой великан, – заметил Худой Скаун. – И жрать, и нужду справлять. Из чего следует, что лучше все-таки не жрать.
Лицо Большого Быра сделалось озадаченным.
Они прошли еще треть кальма – пустые поля обжимали дорогу с обеих сторон, изредка подсовывая глазам то кучу валунов, то скирду, то поваленное дерево.
Впереди показались каменные дома.
– Послушайте, Капля вроде того… – подал голос один из обычно молчащих братьев Енсенов. – Замедлилась вроде бы…
– А ведь точно, – сказал Хефнунг. – То-то я смотрю, и дышится легче.
Ноги Капли кончиками пальцев почти касались земли. Она действительно плыла все медленнее, сияние потускнело, голова склонилась на грудь.
– Возможно, она сейчас очнется, – сказал Ольбрум.
– Так, – завертел головой Клембог, – значит, привал. Ищите место, где можно укрыться.
– Там, – показал дротиком на дома Туольм.
– Это Баннесварди, – сказал Клембог. – Мы оставили его после падения Второй Башни. Да, наверное, сгодится. Там, кажется, была колокольня.
– Ах-х…
Судорожно вздохнув, Капля свалилась в дорожную пыль. Свет вокруг нее тут же сжался в узкий круг.
– Теснее! – крикнул Ольбрум.
Клембог подхватил Каплю на руки. Все остальные сгрудились вокруг него.
– К домам!
Они засеменили по дороге к темному, окутанному нифелью городку. За спинами их вдруг раздался протяжный стон.
– Лошадь, – выдохнул гауф.
– Не оборачивайтесь! – предостерег Ольбрум. – Эта тварь ничего нам в сиянии Капли не сделает.
Дома приближались. У обочины гнила телега, рядом лежало тряпье. Детский скелет скрючился у заднего колеса. Из перевернутой корзины раскатились отрезы ткани, как узором покрывшиеся фиолетовой плесенью.
Капля неожиданно задергалась у Клембога в руках.
– Что вы делаете? Куда вы меня несете?
В расширившихся темно-светло-синих глазах очнувшейся девушки плескался ужас.
– Куда надо, – сказал гауф.
– Вы что? Я закричу, – пообещала Капля.
