– Жуть какая, – шепнул Хефнунг.
Над горбом моста всплыла объеденная до кости лошадиная голова – желтые зубы, провалы ноздрей, железный брусок удил в пасти.
Цок-цок-цок.
Тугая, давящая волна потекла к Капле, нифель колыхнулась, Клембог почувствовал, будто его кто-то схватил за горло. Рядом выпучил глаза Большой Быр. Кяфизы умолкли. Гауф крепче сжал рукоять меча. Самое гнилое, подумалось, стоять на мосту.
Цок-цок.
Тварь поднялась выше, открылась замотанная в тряпки шея с остатками гривы. Слева лошадиная голова белела костью, справа еще лепились остатки кожи, сухие волокна мышц. В пустых глазницах плясали фиолетовые огоньки.
– Не двигайтесь, – одними губами произнес цольмер.
Отряд застыл.
Капля покачивалась в пяти ладонях над мостовыми камнями, пальцы широко разведенных рук скрючились. Клембогу послышался стон.
Цок-цок-цок.
Скелет лошади взошел на середину моста. На ребрах висели лоскутья шкуры, изнутри торчала солома и какие-то тряпки. Круп с задними ногами сохранился почти целиком. Хвост был перевязан грязным бантом.
Тварь клацнула зубами. Закачались на уздечке безъязыкие бубенцы.
Сначала она пошла прямо на Каплю, но затем свернула к обозначенному низкими каменными перилами краю моста.
Цок-цок-цок.
От лошади веяло могильным холодом. Запах гнили и разложения лез в ноздри. Большой Быр, сдерживая хрипы, закрыл рот ладонью.
Нифель закручивалась вокруг света, исходящего от Капли, тонкими змейками.
– Ш-ш-ш… – успокаивающе зашипел Ольбрум.
Цок-цок-цок.
Лошадь подступила ближе. Череп ее нырнул вниз и снова поднялся вверх. Существо, будто принюхиваясь или прислушиваясь, несколько мгновений простояло неподвижно. Из прохудившегося брюха на камни шлепнулась какая-то жижа. В глазницах разгорелись огоньки.
Клембог стоял ни жив ни мертв. В предплечье ему впилась лапища Хефнунга.
Тварь переступила копытами (цок-цок), еще раз клацнула зубами и, передернувшись, прогремев костями, отвернулась. Хвост обмахнул круп.
Цок-цок-цок.
Лошадь продолжила переход по мосту. Нифель посветлела. Кяфизы звякнули. Капля разжала пальцы.
– Вот только отпусти вас одних, – с облегчением прошептал Худой Скаун. – Сразу к вам лошади пристают.
Сияние Капли стало ярче, она поплыла вперед, и отряд бесшумно двинулся следом, держась к ней как можно ближе.
Когда они отошли на три десятка добрых шагов, Клембог улучил момент и обернулся. Мост едва проступал из нифельной мглы, но на горбу его белел четкий, вытянувший шею силуэт.
Гауф вздрогнул.
– Ольбрум.
– Что? – обернулся цольмер.
– Тварь смотрит на нас.
– Я знаю, – старик потянул его за Каплей. – Главное, чтоб она не стала нас преследовать.
– Мы сможем ее убить?
Старик посмотрел печально.
– При очень большой удаче.
Нифель расступалась, как прежде. По правую руку вырос взгорок, над ним зубчатым окоемом изогнулась далекая горная гряда. Слева виднелись речные проплешины. Скоро дорога спустилась в низинку, полную болотного сухостоя, а, вынырнув из нее, разделилась на рукава, исчезающие в нифельной мути.
Капля взяла правее, и они зашагали по объездной дороге, которая должна была привести их ко Второй Башне и перевалу через Хребет Йоттифа. Потянулись поля, расчерченные оградами и рядами колючего шкуйника. Хлеб вот-вот надо бы было жать. Только Клембог сомневался, что на полях под нифелью до сих пор что-то растет. Сгнило, сдохло, истерлось в пыль.
Смутно проглядывали избы.
Капля плыла над дорожными извивами, мертвый Ингмаррун похрустывал под сапогами и расстилался вокруг. Фиолетовые холмы, фиолетовые перелески, фиолетовые человеческие кости и черепа, сложенные в кучки у обочин.
