– Ну, не все, здесь ты не прав, унылый старик, – сказал Худой Скаун и, сделав выпад клинком, проколол посмертию череп.
Какая-то черная водица брызнула на лезвие. Мертвец застыл. Затем тело его, качнувшись, с деревянным стуком опрокинулось на ступеньки.
– Одним меньше.
Худой Скаун, обстучав клинок о косяк, выглянул за световой круг. И успел нырнуть обратно, когда выползень попробовал откусить ему голову. Тварь щелкнула зубами и утянулась за притолоку, не рискнув забраться в комнату. На первом этаже все также толклись и шумели встревоженные отрядом порождения нифели. Сколько их там набралось, Клембог даже не хотел думать. Лошадь, кажется, кружила снаружи – цокот за стенами то появлялся, то пропадал, когда под копытами вместо звонкого камня оказывалась земля.
Возможно, глупая была затея – идти за Каплей.
– А я могу поспать? – спросила девушка.
– Думаю, нам всем нужно передохнуть, – сказал гауф. Он отстегнул и расправил на полу свой плащ. – Ложитесь.
Девушка посмотрела, как все раскладывают рядом одеяла и верхнюю одежду. Большой Быр лег впритык к плащу, повернулся спиной. Туольм привалился к его бедру, сев рядом. Ткнулся в плечо Туольму Кредлик.
– Я не привыкла так, – шепнула Клембогу Капля, с ужасом наблюдая, как обыденно вповалку устраиваются на ночлег люди.
– Все это скоро кончится, – сказал ей Кеюм.
– Это как дурной сон…
– Возможно, – Клембог приподнял девушку и через голову Кредлика поставил ее на плащ. – Ты поспи, поспи.
– Поспать?
Капля легла, подобрав ноги, потому что пятки упирались бы в Кредлика и Туольма. Несколько мгновений она смотрела на Клембога, словно желая ему что-то сказать, затем с другой стороны плаща лег Ольбрум, и девушка повернулась к нему.
– Вы можете рассказать мне сказку? Добрую?
Фыркнул, двинул плечом Большой Быр.
– О-хо-хо, – сказал Худой Скаун, устраиваясь с Большим Быром головой к голове. – Где их найдешь сейчас, добрых сказок?
– Что? – открыл глаза старый цольмер.
– Я могу рассказать только о своих предках, – сказал Хефнунг, ложась на спину.
– Они были добрые? – спросила Капля.
– Хм-м… – засомневался Хефнунг. – Не думаю. Резали всех – будь здоров!
– У нас мир такой, – сказал, зевнув, Худой Скаун. – Боги покинули его, и все испортилось. Хотя, говорят, и с богами-то не очень задавалось.
– Говорят, первые Башни они возвели для людей, – сказал Большой Быр. – Чтобы мы видели их величие.
– Глупости, – пробормотал Ольмер. – Башни сдерживали нифель.
– А откуда тогда нифель? – спросил Хефнунг.
Ему никто не ответил.
– Я ничего не понимаю! – сказала Капля, сжавшись. – Это не сказка, а какая-то ерунда!
– Так мы что? – Худой Скаун с головой накрылся стеганой курткой. – Мы ничего. Нас просят, – забубнил он, – мы говорим, не просят, мы это… мы же не шерстяные…
Клембог подозвал братьев Енсенов.
– Я постою, – шепнул он им.
Братья кивнули и легли по обе стороны от Хефнунга, прижав мечи к груди. Скоро захрапел Туольм, зашлепал губами во сне Кредлик.
Свет от Капли золотил стены и шкаф.
Снизу раздавались визги и царапанье, кто-то невидимый топтался на лестнице. Выползень больше не показывался, таился. В узком окне темнела, укрывая собой мертвый Баннесварди, сосущая аззат из мира нифель.
Клембог с высоты своего роста посмотрел на Каплю. В белом, уже изрядно помятом и загрязнившемся платье она все равно казалась невинной сердцевиной удивительного цветка, лепестками которого были плоть, кожа и железо, люди и их доспехи и оружие.
