Худой Скаун хлопнул себя по ляжкам.
– А представьте, мы с такой армией на плечах выходим к Колодцу! Эрье гауф – как нифельный командир: колонна – на Шуанди, колонна – на Циваццер!
Большой Быр завел глаза к темно-серому, будто пленкой затянутому небу.
– Это хорошая мысль, Кеюм, – проронил вдруг старый цольмер, при каждом шаге опирающийся на подобранную Кредликом палку. – Нас все равно будут встречать.
– И ты предлагаешь вести нечисть за собой? – спросил Клембог.
– И чем больше, тем лучше.
– А если они атакуют нас на привале? Или какая-нибудь тварь, вроде той… – гауф усилием воли прогнал воспоминание. – Ты подумал об этом?
– Пока с нами Капля…
– А против нас – боги! – крикнул Клембог. – Если они здесь решают все, какая разница, что решим мы?
– Человек так устроен, – тихо произнес Ольбрум, – что ему всегда мало жизни, и он хочет жить как можно дольше. Даже если это невозможно. А еще люди склонны жертвовать своей жизнью, но не отступать перед самой скверной опасностью. Потому что думают не только о себе, но и о тех, кто нуждается в их защите, позволяя жить им. Я о детях, о женщинах и немощных стариках. Это называется ответственностью и долгом, Кеюм.
– Я знаю, старик.
– Я говорю тебе это, правитель Дилхейма, чтобы ты думал о живых, а не о мертвых. Не Арнготен и Беата, а мы идем рядом с тобой. Не Жаркий тиль и его сестра ждут твоего возвращения…
Клембог в ярости схватил цольмера за плечо.
– Что ты мелешь? – зашипел он, косясь на спины впереди идущих товарищей. – Ты увез меня тогда!
Ольбрум даже не поморщился.
– Чего ты хочешь? – заглянул он в сузившиеся от боли глаза Клембога. – Умереть? Сдаться? Сделать поход напрасным? Посмотри на нас!
Звякнули кяфизы.
– Тебе доверились, Кеюм, – сказал Ольбрум. – Будь достоин этого доверия.
Клембог со свистом выдохнул.
– Я помню это, старик, – сказал он. – Надо будет, я, Мрачный гауф, приведу к Колодцу всю нифельную армию, но, ради богов, не лезь мне под кяфизы!
Дорога переползла с холма на холм пониже, Шиганнон приблизился, нечеткий, расплывающийся перед глазами, полный черных уплотнений на стенах домов и мохнатых крыш.
– Шерстяна-ая задница! – протянул Худой Скаун, высмотрев что-то впереди. – Мы же идем в город! Вон у тех дальних рядов меня, помнится, когда-то ногами били за воровство. Ребра, братцы, до сих пор ноют. Но рыба была-а – и предкам не приснится. – Он причмокнул от удовольствия. – Эх, славные были деньки!
Капля скользнула между низкой каменной оградой и дощатым помостом, ведущим к зеву длинного складского здания. Свет ее, развеяв морок нифели, безжалостно обнажил выломанную в здании дыру, грязь и тряпье, кости в косматой глубине. Что-то метнулось там, раздраженно шипя, прочь от золотых лучей.
Отряд прошел дальше, минуя расходящиеся в стороны перед городской стеной торговые прилавки, большей частью под сиянием Капли тут же осыпавшиеся в труху.
Разговоры сами собой стихли.
Тенью накрыла людей широкая арка крепостных ворот, в углублениях за рассохшимися деревянными щитами мелькнули тяжелые барабаны с намотанными на них рыжими от ржавчины цепями. Цепи уходили вверх, к поднятой решетке.
Нифель трещала и шипела, отступая с гладких камней мостовой.
– Каплю тянет к северу, – сказал Ольбрум, – там уже прямая дорога на Хребет. А от него – через Карраск или Балимар – к Колодцу.
– Я думаю, мы еще успеем к Башне, – сказал Клембог.
– День длинный, посмотрим, – уклонился от спора цольмер.
