Погоня за судьбой - страница 18
Над проходом, между сиденьями всплывали облачка пара от горячего дыхания. Кто-то из учеников зашёлся в тяжёлом простуженном кашле. Родион нажал на клаксон, автобус протяжно заревел, но ни одна из стоящих в пробке машин не сдвинулась с места – было просто некуда. Подождав с полминуты, шофёр воскликнул:
– Правила, предписания… Да кому, к чёрту, нужны эти правила?! А ну, посторонись!
Автобус пополз вперёд, протискиваясь в промежуток между двумя легковушками. Справа о борт тяжёлой машины пронзительно заскрежетал металл. Поворот руля – и наш автобус на встречной полосе. Ещё один поворот, металлический лязг, душевный матерок Родиона – и мы уже несёмся вдоль ограды по ухабам занесённой снегом просёлочной дороги в противоположную сторону от шоссе, ведущего к главному терминалу. Стуча зубами от озноба, я благодарила небеса за то, что нас вёз именно Родион. Я точно знала – что с ним у нас всё будет хорошо. «Пучком», как любил выражаться Руперт.
Вскоре впереди показались ворота служебного въезда на обширную территорию космопорта, возле которого уже стояли несколько машин – похоже, внутрь никого не пускали. Ворота были закрыты, и охраны видно не было, мороз загнал караульных внутрь небольшого КПП у ворот. Так и оказалось – при нашем приближении из будки вышел человек в летней форме – одна куртка была надета поверх другой, – замахал руками и, ёжась от холода, направился к автобусу. Родион остановил машину и, не глуша мотор, выбрался наружу. Он что-то объяснял охраннику, указывая рукой то в сторону ворот, то на автобус. Спустя пару минут он вернулся, тяжело приземлился в водительское кресло, обернулся к Марии Семёновне и пробормотал:
– Хрена с два. Не пускают никого до особого распоряжения. Сказали – если мы не хотим ждать, можем попытать счастья в главном терминале. Очень смешная шутка, я оценил…
– Родион Павлович, я уже ног не чувствую, – простонала учительница. – Может, нам и правда стоит поехать к главному входу?
– Маша, ты посмотри во-о-он туда, – он ткнул пальцем вперед, за ограду. – Никто не садится на полосу и не взлетает с неё. Видишь хоть один самолёт у терминала? Я тоже не вижу – все уже улетели. А космолёты – видишь? Они тоже улетают. И когда они улетят, мы с тобой, Мария Семёновна, останемся здесь замерзать. – Родион постучал по дисплею наружного термометра. – Минус сорок четыре… Меня такой исход совершенно не устраивает. А тебя, Маша? Тоже нет? То-то же. Давай-ка, цепляйся покрепче. Ждать не будем – будем действовать. Дети, держитесь, мы идем на таран!
Родион сдал назад, переключил передачу и ударил по газам. Меня вжало в сиденье, и я инстинктивно зажмурилась. Сквозь рёв двигателя раздался звонкий удар о металл, хлопнула разбившаяся фара, автобус ощутимо тряхнуло, и через секунду громоздкая машина мчалась по территории лётного поля, набирая скорость и разметая в разные стороны снежные наносы. Я посмотрела назад и увидела остальные автомобили. Стоявшие до этого возле ворот, они ринулись следом за нами – водители не преминули воспользоваться открывшейся дорогой, а охранники выбежали из КПП, прыгали и размахивали руками. На них уже никто не обращал внимания – все сосредоточились на собственном спасении…
Впереди уже почти ничего не было видно – даже здание терминала было скрыто плотной снежной завесой. Автобус натужно ревел двигателем, зарываясь в снег, и в какой-то момент мы полностью остановились. Родион чертыхнулся и попытался сдать назад. Машина не сдвинулась с места, колёса буксовали, а двигатель молотил вхолостую.