Лодка зашуршала по песку и толкнулась носом в берег. Все вылезли и сейчас же стали собирать сучья и палки для костра. Сережа, конечно, помогал. Скоро закипел на костре котелок с яйцами, и потом в том же котелке сварили чай. Сережа пил его из своей кружки. Он был мутный и пахнул дымом. Сережа выпил и попросил еще, но больше не дали.
– Ложитесь скорее спать, – сказала мама, постилая на землю пальто.
Сережа посмотрел на старичка.
– Ложись, Сережа, – сказал тот, – а я пока буду делать ружья. Я разбужу тебя, когда будет время.
Засыпая, Сережа слышал, как пахнет джидда, а просыпаясь, он услыхал мерные всплески весел. Сережа протер глаза и посмотрел кругом. Он лежал в лодке на своем месте, а старичок – на своем.
– Дедушка, – спросил Сережа с великим удивлением, – а как же тигры?
Старичок засмеялся.
– Дедушка, – спросил опять Сережа, – это… были шутки?
Голос его дрожал, а глаза были полны слез, но он улыбался.
– Ну конечно, Сережа, это были шутки. Охота на тигров – это, брат, дело серьезное. С нашими ружьями от нас бы и косточек не осталось. Вот шакалы – другое дело, с ними мы, пожалуй, еще справимся. А их здесь множество. С ними и ружей не надо – их прямо ловят за хвосты. Мы их наловим, хвостами свяжем, да и пригоним к лодке, а потом запряжем, они нам лодку потянут. Хорошо будет? Пойдем сегодня ночью?
Сережа верит и радостно смеется. Скорее бы вечер! Но день еще длиннее вчерашнего.
Дима очень любил свою молодую хорошенькую няню. Часто он подходил к ней и, задрав высоко голову (так как он приходился ей как раз до колена), говорил с застенчивой нежностью:
– Нюся, я тебя люблю.
Когда няня вечером уходила (а она иногда уходила то на вечер, то на собрание), Дима капризничал, и маме приходилось около него сидеть.
Так было и в этот вечер. Нюша сказала жалостливо:
– Уж вы, матушка, посидите у Димочки. Димину мать звали матушкой, потому что его отец был священник.
Дима не засыпал так долго, что мать вышла из маленькой комнатки, где Дима спал с няней, в большую и сказала старшим детям:
– Молитесь, дети, без меня и раздевайтесь, а то уже поздно.
Только она успела это сказать, как в дверь постучались, и вошли двое: председательница сельсовета и милиционер.
– Что? – спросила мать.
– Мы пришли делать опись имущества, – сказала председательница. У нее лицо было точно вырезанное из дерева и мужской голос. – Вы не уплатили налога.
– Ведь только утром принесли извещение, и муж уехал искать денег, – сказала мать. – Он еще не вернулся. Вы же понимаете, что 200 рублей собрать нелегко, когда мы только что уплатили 300.
– Нам до этого дела нет, – грубым голосом сказала председательница. – Вам дали срок до семи с половиной часов вечера, а теперь уже восемь. Мы должны делать свое дело.
– Должны, так делайте, – сказала мать. – А я пойду делать свое. У меня ребенок плачет.
И она ушла к Диме.
Прошло минут пять. Матушка была глуховата, и ей казалось, что очень тихо. Она успокоилась и вспомнила про старших детей. Что они там делают?
Она подошла к двери и остановилась на пороге.
Двое чужих переговаривались в углу:
– Комод, ну пиши 26 рублей.
– Кровать – 15.
– Стол…
А трое детей стояли посреди комнаты с серьезными, немного испуганными лицами и громко во весь голос молились.
Пятилетняя Лиза с большими черными глазами отчетливо, торжественно выговаривала:
– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас.
