– Но вы сказали мне, будто бы у него нет знакомых в Тарасове…
– И повторяю! Он сам мне это говорил! Более того, Хосе вообще впервые в России. Я просто теряюсь в догадках…
– И что было дальше?
– Ну вот, он позвонил с улицы и вернулся к себе в номер и больше не выходил. Я уже обо всем догадался и проверил окно в его номере. Конечно, оно оказалось незапертым: Хосе сбежал по пожарной лестнице! Постель была не разобрана: значит, он даже не ложился.
– Во сколько он выходил звонить?
– Портье сказал – в самом начале десятого. То есть почти сразу же после того, как я вернулся в театр.
– Просто не портье у вас, а клад! Все-то он знает…
– Да, я ему тоже сказал, что из него вышел бы неплохой сыщик.
– И вы ничего не предприняли, Мигель! Почему сразу же не позвонили мне?
– Я не посмел – вы уже спали, конечно. Да и сам я, честно говоря, валился с ног. Ведь у меня вчера было целых два перелета: из Мадрида в Москву и из Москвы сюда, – извиняющимся тоном пояснил мой клиент. – И главное, я подумал, что Хосе просто решил снять стресс привычным для себя способом. Ну, любовными утехами. Признаться, я очень разозлился на него опять, плюнул и лег спать. И только сейчас, проснувшись, обнаружил его записку.
– Записку?
– Да, он припрятал ее среди моих вещей – похоже, с таким расчетом, чтобы я ее нашел не раньше утра. Написана явно рукой Хосе: «Дон Мигель, пожалуйста, не поднимайте шума. Я вернусь с плащом». Нет, как вам это нравится, Таня?! Он сошел с ума! Я-то подумал вчера, что он это ляпнул так просто, от потрясения. Посоветовал ему успокоиться, выбросить эту дурь из головы и принять снотворное, а он…
– Хосе просил вас вчера не заявлять… Ой, подождите, Мигель, вы откуда звоните – из своего номера?
– Из автомата, Танечка, из автомата, я не дурак.
– Вы просто умница! Он просил вас не заявлять в милицию. Вы ему это обещали?
– Обещал, конечно. Он же вцепился в меня, как черт в грешную душу, и готов был упасть на колени! Я ему сказал, что проведу частное расследование.
– Все ясно…
На самом деле ясно мне было только то, что дело это – темное.
– Что вам ясно, Таня, что? Он же не знает ни города, ни языка, влипнет в какую-нибудь скверную историю! Что делать? Куда его черт понес среди ночи?! Или… – Он замолчал, пораженный неожиданной мыслью. – Или ему и правда что-то известно об этом деле?..
– Вот именно, Михаил Викторович, вот именно! Который сейчас час?
– Начало восьмого. Я собирался съездить на могилу матери, я вам говорил…
– Вот и поезжайте. Все равно я раньше чем через полтора часа буду не в состоянии… Только до вашей репетиции нам надо обязательно встретиться у вас в номере. Мне необходимо, уж извините, немного порыться в вещах вашего сбежавшего служащего. Если он, конечно, до тех пор не вернется – с плащом или без него. И пожалуйста, попросите там, чтобы горничные к вам пока не входили.
– О, я понимаю… Конечно, приходите. К девяти я обязательно вернусь. Предупрежу портье, что меня навестит племянница, чтобы вам не задавали лишних вопросов. Да, кстати, я выяснил у него насчет вчерашних телефонных переговоров с Хосе.
– Да, и что же?
– В самом деле, все это выглядит несколько странно. Разумеется, портье говорил с ним по-русски, но у него сложилось впечатление, что Хосе его понял отлично. Правда, сам Хосе не сказал по-русски ни слова, лишь несколько раз произнес «си» – то есть «да» – и положил трубку. Потом Хосе спустился вниз и прошел в сторону бара, но через две-три минуты вернулся несколько растерянный и что-то спросил у портье по-испански про «даму». Тот как мог объяснил ему, что дама и в самом деле прошла к бару и должна быть там. Хосе отрицательно покачал головой – «но, но!». Потом, пожав плечами, добавил по-русски «не понимаю» – и отправился наверх. Вот таким образом.
