– Спасайте графа! – крикнул я ближайшим солдатам.
Сам же встал во главе все еще топтавшихся на месте гренадер, намереваясь их возглавить. Но меня энергично отодвинул в сторону седой подполковник с окровавленной тряпкой на голове:
– Позвольте, сударь. Это не ваша работа, а моя!
– Ружья на руку! Барабанщик атаку! Шагом марш! – обернувшись к гренадерам, прокричал он, и повел колонну навстречу приближавшимся французам.
Когда я прискакал к штабу армии, там уже был и доставленный солдатами Воронцов, а потому я стал свидетелем следующего разговора между ним и Багратионом.
– Куда угораздило тебя, душа моя? – спросил Багратион.
– Кажется в ляжку, – морщась от боли, отвечал граф.
– А дивизия твоя как?
На этот вопрос, граф лишь горько вздохнул, а потом показал рукой на землю рядом с собой:
– Она здесь!
Увидев меня, Воронцов слабо улыбнулся и сказал князю:
– Ваш адъютант показал себя сегодня героем, возглавив атаку!
– Может это и похвально, но у адъютанта командующего иные функции, чем у командира пехотной роты! – вполголоса обронил кто-то из штабных.
После этого Воронцова унесли в тыл, а Багратион уже отдавал новые распоряжения. Я же некоторое время остался без дела и мог оценить весь ужас происходившего у деревни Семеновское. Ядра дождем сыпались на то, что еще недавно звалось деревней. Валились деревья, а избы исчезали, как декорации на театральной сцене. Земля дрожала. Все было в дыму и гари. Вдалеке бежали и падали маленькие фигурки людей и лошадей.
– Голицын и Колзаков ко мне!
Молодой розовощекий крепыш-поручик (видимо, тот самый Голицын) и я подъехали к командующему.
– Голицын, пулей к Раевскому, взять два-три батальона пехоты и несколько пушек, чтобы заткнуть дыру воронцовской дивизии. А ты, Колзаков лети к Тучкову. Пусть выходит из засады в тыл Жюно и отрядит на левый фланг дивизию Коновницына.
– Шпоры! Шпоры, судари! – напутствовал нас генерал Сен-При.
И мы с Голицыным помчались в разные стороны.
Картина, которая открылась передо мной, когда я выехал из Семеновской, была не менее жуткой, чем в самой деревне. Куда-то бежали какие-то солдаты. С грохотом неслась с позиции на позицию артиллерия. Скакали всадники. Земля была изрыта ядрами. Повсюду валялись человеческие и конские трупы – головы, руки, ноги…
Из леса, за которым должен был стоять Третий корпус генерала Тучкова, вырывались огромные столбы огня и дыма. Перед лесом двигались колонны то ли вестфальской, то ли польской пехоты. Пехота Тучкова стояла неподвижно на откосе лесной горы под жестоким огнем и, еще не вступив в бой, несла большие потери. Я прекрасно помнил, что именно там, на откосе погибнет в этот день и сам Тучков. Но точное время его смерти я, увы, не помнил, а потому не знал, застану я генерала живым или нет.
Как оказалось, Тучков был еще жив. Он мрачно прохаживался взад и вперед посреди падавших неподалеку гранат.
– Ваше превосходительство, князь Багратион полагает, что вы стоите за лесом в засаде…
– От кого и с чем присланы? – нервно прервал он мой монолог.
Я доложил:
– Его сиятельство князь Багратион вашему превосходительству повелел передать, что время выходить из засады в тыл вестфальскому корпусу. Сверх того, его сиятельство просит ваше превосходительство отрядить в подкрепление левому флангу третью дивизию генерала Коновницына…
– Что? – крикнул Тучков. – Не могу!
– Ваше превосходительство! Это приказ Багратиона!
