Похождения Козерога - страница 64

По дороге из Калининграда в Москву я предложил остановиться хотя бы сутки в Минске, где жили в то время мои дядья по материнской линии. Борис не возражал, тем более, что я, не жалея красок, расписывал, какие они интересные люди и как любят своего племянника. В доме любимого, самого симпатичного мне, разбитного и компанейского дяди Арона нас встретила моя бабушка Дора Калмановна. И повела странный разговор:

– Вы хотите остановиться? Но у нас так мало места…

Просто не знаю, куда вас деть, пока Арончик с Роней придут с работы.

Никакой родственной радости, на которую я рассчитывал, и о каковой прожужжал уши друга, тут не наблюдалось. Бабушка Дора Калмановна явно не собиралась накрывать гостеприимный стол. Приезд обожаемого ею, в недалёком прошлом, внука, отчего-то расстроил старушку.

Помявшись, и перебросившись ничего не значащими фразами, мы отправились на вокзал. Ждать Арона с его женой Роней было бессмысленно. Раз нет места, и не надо.

Мне было невероятно стыдно. Ехать к другим своим дядьям расхотелось – неизвестно, какой приём ожидает там…

Решили переждать до утреннего московского поезда на жёстких вокзальных скамьях. Расположились, задремали. Как вдруг над нами раздался голос дяди Арона:

– Нет, вы полюбуйтесь на этого молодого человека вместе с его другом! Думаете, они бездомные, думаете, в нашем Минске им негде голову положить, и потому они ночуют на вокзале? Так я вам скажу, граждане-товарищи, у этого молодого человека целых три дядя в нашем Минске, и каждый будет рад племяннику вместе с его другом. Так что же делает наш дорогой племянник? Он едет ко мне, когда меня нет дома, а есть моя мать, его бабушка Дора Калмановна, дай ей бог здоровья. Но эта достойная женщина, к моему сожалению, немножко не в себе, и она ему говорит, что в нашем доме не найдётся места для родного племянника и его друга. И тогда что делает этот умник? Враги такое не придумают! Он вместе со своим другом идёт ночевать на вокзал…

Дядя Арон с подопечными по тренерской работе.

Если бы я запомнил и воспроизвёл здесь весь цветастый монолог дяди Арона, это заняла бы намного больше места. Коротко этот человек не умел выражаться. А бабушка Дора Калмановна, смущённо разводя ручками, говорила, когда мы вновь переступили порог дома:

– Простите меня… И что на меня нашло, сама не пойму… Я ж совсем и не узнала тебя, Маричек. Ты совсем взрослый вырос, на тебя, наверное, девочки заглядываются… А товарищ твой тоже аид? Да? Вполне симпатичный молодой человек…

В общем, всё обошлось в лучшем виде.

В Москве мы куролесили, но, убей бог, не могу вспомнить, в чём это выражалось.

Вернулись в Калининград по окончании зимних каникул. И тут нам объявили: «Вы исключены из школы». Обе мамы кинулись на выручку к директору Безгребельному. Былой авторитет моей маман, считайте, к тому времени уже был сильно подпорчен— ведь теперь она числилась всего лишь бывшей женой бывшего прокурора района. Вероятнее всего, на ход событий оказала влияние мать Колесникова – не забывайте, она заведовала аптекой, через неё можно было достать дефицитные лекарства! А посему, ходатайство весьма уважаемой Софьи Давыдовны за шалопая сына Бориса и за такого же охламона, его друга Марка Гаврилова увенчалось успехом. Нас оставили в школе «до первого серьезного нарушения дисциплины и внутреннего распорядка».

Так Борис в какой-то мере отплатил за спасение от той, якобы, ножевой атаки отчима. Однако впереди ждали нелёгкие испытания, которые обрушились на наши легкомысленные головы, да и на всю Страну Советов, в связи с небывало горестным событием – смертью Иосифа Виссарионовича Сталина.