1993 год.
Отчим расщедрился, оплачивает год учебы в университете, дал денег на съем жилья и жизнь. Университет выбирала я, сравнивала по всем параметрам. Самым дешевым и в то же время престижным оказался Парижский университет. Учеба стоит очень мало, он же государственный, главные траты – съем жилья и проживание. После всех подсчетов представила отчиму счет в новых франках – о евро тогда еще не помышляли. Отчим ничего не понял и потребовал сказать, сколько это в рублях или долларах. Почти сто тысяч новых франков за год при пересчете в деревянные рубли показались мне неподъемной суммой. Быстро перевела в доллары – счет стал значительно более симпатичным. Да я еще и поцеловала его в щечку, и отчим сдался. И вот я в Париже. На счету сумасшедшие деньги, никогда у меня таких не было. Париж еще не полон негров, в кафе, театрах молодежь всех стран Европы. Голова кругом идет. В университете признали мои документы, я определилась с изучаемыми курсами. И наконец учеба. Меня больше всего интересует французская литература, и я записалась в Университет Париж III на факультет латинской и французской литературы и лингвистики.
Одним из привлекавших меня курсов была «Французская литература XIX века». Вел ее вальяжный профессор с небольшой бородкой в стиле Генриха IV. Тогда только начиналась эта мода. Трехдневная щетина с короткой бородкой и короткими зачесанными на косой пробор волосами казались мне верхом совершенства. Буквально влюбилась в этого элегантного пятидесяти восьмилетнего мужчину. Нетрудно догадаться, что это был мой будущий муж Франсуа Дюкре. Постоянные вопросы после лекций, умильные взгляды и явное обожание растопили сердце вдовца. И Франсуа начал приглашать меня то в театр, то в ресторан на дружескую встречу лингвистов. Естественно, что в результате мы через месяц оказались в одной постели, а еще через два месяца, когда я почувствовала себя в положении, последовало официальное предложение руки и сердца. Потом три года любви, особенно мне нравилось, что Франсуа был без ума не только от меня, но и от маленького Пьера.
Но дальше вспоминать не захотелось. Открыла дневник, полистала страницы.
21.02.09, суббота. Тель-Авив.
Наконец могу отдохнуть, прошедшая неделя была слишком тяжелой – пришлось разбирать завалы задолженностей ателье. Заказов набрали слишком много, не смогли удовлетворить наших капризных клиенток. Не нравится им то одно, то другое. Пришлось срочно рисовать новые эскизы, уговаривать клиенток. Ну не могу я выдавать новые серии вариантов по десять штук в месяц. И Игорь появился у меня на квартире только вчера к вечеру. Я уже и забыла свою злость за неудачные слова. Явился с новостью. Оказывается, его «кабан» – военный врач-психолог, или как там называется его специальность, предлагал досрочно мобилизовать по статье. По-русски это называется «комиссовать». Считал, что после ранения у Игоря возникло психологическое отторжение военной службы. Возможно, он прав, мне тоже так показалось еще перед отъездом во Францию, но Игорь – на дыбы. Потребовал повторного рассмотрения. Ведь уйти с военной службы по такой статье – позор для мужчины. Не закончить полностью службу – фу. Тебя уважать не станут. По телефону мы с ним говорили на днях, но он мне об этом не сказал, стеснялся. И вот теперь с гордостью заявил, что дослужит до конца, то есть еще два месяца. Тоже мне, нашел чему радоваться. Мне нужно решать, уезжать во Францию, продав ателье, или оставить все на попечение опытной закройщицы. Оставаться в Израиле не хотелось. Правда, два месяца немного, продажа, возможно, затянулась бы на больший срок.
