Заметка была пустяковая, халтурная, написанная исключительно ради гонорара. Мне, сидевшему на голом окладе у себя в проектной конторе, тогда все это было в новинку. Написал что-то, отдал – и вот они, денежки. Словно на дороге нашел.
Но редактор, еще старая школа, очень ревностно относился к чужим изданиям. И ставка досталась Витьку.
Журналист из него получился, как из говна пуля. Редактор в этом разобрался довольно быстро. Посадил его на какую-то гнилую тему, с глаз долой. Потом Витек вообще подался в коммерцию.
Но мое место он тогда занял. А я так и остался инженером-конструктором. Технарем.
Нет, я не говорю, что жизнь моя после этого не удалась. Видел я потом этих журналистов, сам много раз давал интервью. Те, кто помоложе, юные дурачки, искренне уверенные, что могут судить обо всем и сразу. Постарше, моего возраста – просто усталые люди, которым профессиональный переизбыток впечатлений давно уже опостылел, как, например, постоянная редька на обед.
В общем, какой бы получился из меня журналист – еще не известно. Положа руку на сердце, плохой получился бы. Зато сейчас, когда меня спрашивают про место работы, я скромно отвечаю – в газовой отрасли. И все понимают. Больше не спрашивают.
Жена ехидно называет меня «специалист по вентилям и задвижкам». Пусть. Да, специалист. Эксперт, так лучше звучит. У меня двухкомнатный кабинет на двенадцатом этаже и секретарша в приемной. Про оклад жалования и говорить не буду, хватило бы на прокормление целого журналистского отдела вместе со всеми их внебрачными связями. Впрочем, оклад – самый тонкий из ручейков моих доходов. Пусть я не из тех, кто открывает вентиль, но, скажем образно, из подручных, кто ключи подает. Есть и квартирка недалеко от центра на четыре комнаты с двумя лоджиями, и подмосковная дачка в два этажа, и машин у нас с женой две на двоих. А главное, счета в банках, одни – в российских, другие – не скажу где.
Все хорошо, замечательно даже. Как теперь говорят – в наше-то непростое время… И прочее, и прочее.
Нет, но Витек-то какая сволочь?!
Хотел я ему тогда морду набить, очень хотел. Потом имел с ним долгий и продолжительный разговор. Он меня убедил, что на заметку редактор наткнулся сам, он действительно прочитывал по утрам все газеты, это было. А его, Витька, вызывал только в качестве свидетеля. А что ему делать? Отрицать очевидное?
Я ему даже почти поверил. Почти.
Эта заметка ему еще долго икалась. Он мне ее с лихвой отработал. Потом.
* * *
Когда случилась история с бабушкиной квартирой? Позже. Да, вскоре после того, как страна в первый раз услышала иностранное слово «приватизация».
История была банальной и некрасивой.
Конечно, после смерти старушки квартира должна была остаться Алику. Это был его второй, если не первый дом. И уж, во всяком случае, не Витьку.
Алик тогда уехал по контракту работать в Тюмень на два года, не мог не уехать. Квалифицированный промышленный архитектор, он и так просидел без работы слишком долго. Ничего промышленного тогда не строили, все больше разрушали. А тут сразу должность, деньги и перспективы. Нефть уже пошла на экспорт через частные руки.
Бабушка Ада Ашотовна обиделась, что ее бросили, рассказывали потом. Не настолько, конечно, чтобы сознательно лишить единственного внука наследства, на сына и невестку она всю жизнь ворчала, без конца учила их жизни, но внук для нее оставался светом в окошке. Просто маразм. И Витек, как обычно, подсуетился, не оставил старушку.
