– На тот свет никому не хочется, – многозначительно, как откровение, сообщил нам пьяненький Алик.
Я вдруг ни с того ни с сего опять вспомнил кладбищенского старика. Интересно, сколько ему лет? И что он так прицепился ко мне? Или – я к нему? Сумасшествие вроде бы не заразно?
Денис опять покрутил головой:
– Коновалова я помню, как же. Конечно, о мертвых или хорошо, или ничего, но пацан был говнистый. Неправильный какой-то пацан. В четвертом классе у меня ластик спер. Я ему говорю, отдай, он говорит – не брал. Я ему дал пару раз по почкам, а толку? Так и не отдал, сука.
– Ластик? Да неужели? – хохотнул Алик.
– Тебе смешно, – сказал Денис. – А мне отец его из Польши привез, из турпоездки. Красивый такой, розовый, в форме слоника. Знаешь, как обидно было! Я, главное дело, помню – только первый день его в школу принес, сам еще не наигрался…
Вот теперь я его узнавал.
Все-таки что с нами делает время… Что хочет, то и делает. Как жестокий ребенок с надоевшими игрушками.
И дед еще этот странный… Скребанул-таки по сердцу ржавым железом. Вторая встреча… Вторая случайность? Тогда почему он смотрит на меня так, словно знает обо мне что-то такое, что я сам бы не отказался узнать?
Видно, я уже много выпил. Зря столько. От алкоголя я стервенею. И глупею, похоже. Я сидел и размышлял, почему они все-таки пришли на похороны к Витьку. Алик и Пашка. Я – понятно, нас с Витьком все-таки многое связывало. Но они? Я чуть было не спросил об этом напрямую. Действительно, глупею…
Впрочем, мои друзья, мои закадычные школьные приятели тоже хороши. Мы знакомы с первого класса… да, с Пашкой с первого, Алик пришел к нам учиться с третьего, но они так ничего про меня и не поняли. Есть повод гордиться собой. В одиночку и под одеялом, как говорится…
– Ладно, Бог с ним. Или хорошо, или ничего, – сказал Денис, опять поднимая рюмку. – Пусть ему земля будет пухом.
– За розовых слонов, – сказал Пашка, поднимая свою.
– И за зеленых чертиков, – добавил Алик.
Ластик – да. Это Витек мог. Можно сказать, его характерный почерк…
Самое интересное, в нашей тесной и теплой компании я тоже считаюсь пострадавшим от Витька. От Витька Жуткого нам, белым и с крылышками, одни только глубокие неприятности.
Дело было в момент перестройки имени Горбачева, в редакции молодежного еженедельника, куда меня должны были взять на ставку. Тогда моя заплесневелая специальность инженера-конструктора по оборудованию для газо-бурильных установок мне окончательно опротивела.
А тут – редакция. Живой, нескончаемый карнавал новостей, непрерывные хохмы нетрезвого журналистского быта. Интересная работа, за которую даже платят деньги, приличные по тем временам. Командировки по всей стране, еще могучей и не развалившейся на республики. Счастье. А в перспективе – многотомные собрания сочинений в ярких суперобложках. Слава. Еще впереди, но уже в проекте.
Витек тоже захотел писать в газету. Попросил у меня протекции. Как у почти штатного сотрудника. Я привел его к редактору отдела и честно их познакомил. Писал Витек, на мой взгляд, полную ерунду. Но что-то печатали.
Благодаря ему я так и остался почти штатным. В отделе была одна вакантная ставка корреспондента. Когда я заболел гриппом, Витек сходил к шефу и показал ему мою заметку, напечатанную в другом издании. Я, что называется, уже начал обрастать связями, чокаясь с коллегами из других изданий. Вот и пристроил сдуру под своей фамилией.
