– Во-во, а ты признайся вот тут, при пацанах, от тебя далеко не ушедших ни в сторону «старше», ни в сторону «моложе» – одного мы поколения, брежневского.
– Не! Мне и бабка нужна, шоб борщ готовила, убирала, та в огороде порядок был.
– Ага, а как всё переделает к соседу бегит, пока тебя дома нет, пока ты на рыбалке рыбку ловишь, толи раком кого ставишь…, – вмешался в диалог, молчавший до сих Анатолий, водитель с большим стажем.
– Та шо вы, я не знаю. Напали, як цеповые, всё равно. Жинка у меня гарна и у меня никого нету. Да и не болит у меня уже ни чего.
– Ты понял, – Фёдорович обратился к Анатолию, – в раз вылечили. Саня, если шо, ты знаешь к кому, обращайся – поможем.
Вся палата закатилась хохотом и через десять секунд в дверном проёме появилась сестричка со словами:
– Что тут у вас за тарарам? Забыли, где вы и рядом палата женская. А-ну, угомонитесь, а не то, клизму самому громкому поставлю.
После этих слов смех перешёл в разряд истерического. Медсестра Танюшка лишь махнула рукой и пошла на вызов, прозвучавший из соседней палаты, видимо уже кто-то «отстрелялся» и спешит избавиться от «пут» капельницы. Собеседник Кирилла, воспользовавшись заминкой, поспешил сменить тему разговора на более приятную, заговорил о рыбалке и её охотно поддержал, сосед, койка которого была приставлена впритык к изголовью Санька и друг друга они видеть не могли, только слышать.
Под беззвучное каплепадение капелек в капельной колбе и после принятия организмом большей части содержимого раствора, в организме начала появляться расслабленность и сонливость. Кирилл Фёдорович знал, что спать во время приема процедуры инфузии лекарственного раствора, не есть хорошо и потому предался размышлениям.
В последние годы после того, как случился инфаркт и операции, физическое состояние не позволяло, как раньше выполнять большое количество работ по дому, требующих сколько-нибудь повышенных, по сравнению с поднятием столовой ложки усилий, любимым занятием Мельника стало размышление. Это занятие порою надоедало, но прогнать мысли из головы, было занятием невыполнимым. И самое нежелательное, что они не давали покоя и во сне.
Хотя в этом был определённый плюс. Благо, что группа инвалидности была рабочей и работа к тому же была умственная, а потому, большую часть суток мыслительная деятельность была связана с работой. Работа педагога, преподавателя технических дисциплин, предполагала, кроме аудиторной нагрузки и внеклассную, то есть подготовку к занятиям, изготовление методического и раздаточного материала, различные разработки уроков и прочее.
И ещё одно, без чего Фёдорович уже не мог представить свою жизнь – это творчество. И если перейти к первоистокам зарождения творческих задатков, родничков, пробивших твердь житейских проблем, безденежья, многомесячных невыплат мизерной зарплаты и поиска дополнительных источников существования, то это случилось бесповоротно и навсегда в начале двухтысячных.
Вспомнив поточнее дату своих первых стихов, Фёдорович заметил, что в этом году можно отметить юбилей творчества, двадцатилетие. И за эти годы, если сравнить головной мозг человека с приборами радиоприёмников и телевизоров старых поколений (за новые технологии сказать затруднительно), то, как тогда говорили «кондёры» и транзисторы «посажены», «подсели», или ещё раньше радиолампы. Уменьшалась громкость воспроизведения и появлялись прочие дефекты. Да, что там старая аппаратура. Вот недавно, Фёдорович хотел открыть флешку, качественную, служила правдой и верой ему более 10 лет. Вставил в компьютер, а она ни гу-гу. Толи размагнитилась, толи ещё что, но после переформатирования, очистилась и снова работает.
