Самую тяжёлую работу, после поставки корабля в док, выполняли, понятное дело, «караси». Это были в основном работы по очистке от коррозии и намертво «присосавшихся» ракушек к тонкому корпусу подлодки, а также очистка и покраска суриком внутренних поверхностей балластных цистерн, толстого корпуса, внутреннюю часть лёгкого и множество усилителей из уголков. Очень трудоёмкая, но её и вредная работа. При очистке приходилось глотать вредную пыль от ржавчины и старой краски, а одевать респираторы в такую жару, когда корпус накаляется градусов до 40, кто захочет. Вот и нарушали технику безопасности. А, когда приходилось уже красить, подготовленную поверхность, нужно было одевать простые защитные противогазы и соединив двумя десятками гофрированных шлангов один с другим, через это все дышать – не вариант. Командование знало, что личный состав только имитировал работы в противогазах, одев перед тем, как опускался в люк балластной цистерны, выбросив наружу концевой кусок шланга. Все знали, но рисковали, в случае чего, … лучше не каркать.
Нас, молодых, разделили на две бригады, одна проводила работы по левому борту, Мельник с товарищами занимался по правому борту. В чём разница? Да ни в чём, если не считать того, что с утра до обеда, ещё «не разогревшееся» солнышко грела левый борт, а после обеда, уже не грела, а испепеляла правый, выпуклый балластными цистернами борт субмарины. Кто не знает, хочется добавить, что снаружи корпус лодки красится чёрной краской и этот факт также играл не в пользу трудяг-«карасей». Бригады разбивали на звенья для того, чтобы можно было выполнять сменность личного состава, работающего в среде, с большой вредность, для здоровья.
Чтобы повысить производительность труда, при покраске цистерн, матрос Мельник предложил выполнять работы, без смены звеньев, что занимало много времени. Тем более, что согласно инструктажу по технике безопасности, звенья должны были сменяться каждые 20 минут. До этого было много суеты и мало дела. Он предложил, чтобы во время работ, оба моряка посматривали друг на друга и, если видели какие-либо отклонения в поведении, остановить работы и спуститься вниз к кингстону, куда поступал по закону физики свежий воздух. Этинолевые краски, применяемые для окраски цистерн, были очень ядовиты и вызывали серьёзные отравления. Но молодые и здоровые парни в те годы мало об этом думали.
Кирилл работал со своим бессменным напарником, Володей из Пскова, трюмным центрального отсека. Вова был крепко сложенный высокий парень, уравновешенный и даже слишком медлительный.
– Вовчик, давай начнём с тобой от боковых переборок цистерн и будем идти навстречу друг другу.
– Как скажешь, Кирюха. Ты старший, тебе и кисть с кандейкой (кандейка – ёмкость с ручкой в виде ведёрка, для краски) в руки.
– Вова, вот, я – разгильдяй. Скажи, а тебе за какие заслуги комсомольскую путёвку дали на именную отличную подлодку?
– Да никаких заслуг. Просто моё разгильдяйство осталось незамеченным, да и в училище, где я учился, серьёзных «косяков» не было.
– А, как я попал на вашу именную, просто удивляюсь. Неужели в моё личное дело не вписали то, что я в учебке отчебучивал? – признался Кирилл.
Пока ещё металл не разогрелся до температуры, когда, при прикосновении к нему оголённой рукой можно было ожог получить, работалось споро и результативно. Перекуры делали через полчаса работы, опускаясь вниз цистерны, к открытому кингстону. После обеда всё изменилось. Растворитель краски, нанесённый кистью на горячий металл, моментально испарялся и под своеобразным подволоком, в верхней части, где собирались пары, казалось, что кислорода совсем не было.
