Когда внук подрос, получил минимальный уровень школьных знаний, скромный житейский опыт, что-то из рассказов родителей, фронтовиков, что-то из книг, в основном для детско-юношеского возраста и даже из того же стихотворения Владимир Маяковский «Что такое хорошо?..», то стал задуматься – «а так ли я поступаю?»
Нельзя сказать, что он из-за этого рос паинькой, но особым озорством, если «мягко» назвать то, что могли творить пацаны, даже от нечего делать, тоже не отличался. Больше всего его «мутило и выворачивало», он даже краснел и от того веснушки на лице выделялись особым крапом, когда приходилось держать перед родителями или в школе ответ и нужно было врать, оправдываться – «это не я», а на лбу было крупными буквами написано – «лгун» – этого он терпеть ненавидел. Вскорости, после размышлений, принял твёрдое решение – совсем перестал врать и обманывать. И, что вы думаете? Ему снова не верили, смеялись и говорили – «это кого ты выгораживаешь, защитник?». Оказывается, что говорить правду не только не легче, а намного сложнее: одни просто не верят, а другие ненавидят за это. Но был одной большой плюс – душевное состояние было на высоте и, ни совесть не мучала, ни мысль, что, правду, как и «шило в мешке, не утаишь» и она однажды будет достоянием общественности, её более малых кругов или «тайных сообществ».
Шло становление личности. Порой не хотелось идти в школе наперекор «взбунтовавшегося» против учителя класса, но пойти на поступок, супротив собственной совести, было омерзительно противно, и он мог стать «изгоем» даже, не поддавшись на провокации.
Многое, что хотелось высказать лично кому-то или во всеуслышание коллективу сверстников, а порой даже кричать «до разрыва аорты» голосом, который был в фазе «ломки», Кирилл сдерживал часто в себе, не находя иного способа «разрядки», выброса негатива даже, разве что сиюминутной истеричность и вспыльчивость дома, когда «взрывоопасная смесь» готова и недоставало только искры. И это давало на какое-то время опять душевный покой, пока вновь шло накопление негативного.
Его вовсе в школе не обижали ни сверстники, ни ребята постарше. И увлечения у него были такими же, как и у всех. Просто какие-то события у других не оставляли следа, все забывалось, а у Кирюхи оставляло след, порой глубокий.
Если говорить о греховности поступков детских или в юности даже, то многие можно отнести в разряд шалостей, необычным способом украсить скучный досуг и прочим, что не влекло за собой криминала, но порой шло в разрез с моралью и этикой поведения. При разборе поступков, которым иногда присваивали статус «аморальных», в которых он тем или иным боком был участником, чаще всего он просто молчал, потому как уже давно понял, что на правду, сказанную в лицо, будет ещё больше нападков, чем на молчавшего подростка или юношу («опустил голову – видимо осознал свой поступок и стыдно ему…» – возможно думали те, на которых была возложена воспитательная функция) или отвечал кратко, без виляний и выкручиваний, с возложением вины на других.
Покаяние не всегда, но наступало в сознании юноши, но без огласки, а в результате внутренней борьбы. И, возможно, ещё и потому, что он, боясь соврать, а враньё у него было в ранге «табу», из-за неуверенности, что такого поступка больше не совершить. Пустые обещания – не его, а если дал слово, пусть даже самому себе – умри, но сдержи.
