– Вот, Майк, привёз того самого парня, о котором вчера говорил, – представил меня Адам.
Прежде чем протянуть руку, тот, от которого в некоторой степени зависела моя дальнейшая судьба, окинул меня критическим взглядом.
– Вы что, и в самом деле русский?
– Так и есть, мистер Кёртис, – кивнул я.
– Станиславский – мой кумир! – с пафосом произнёс он. – Новаторские идеи Мейерхольда меня тоже интересовали одно время, но всё же школа Станиславского остаётся непревзойдённой… Ладно, лирику в сторону. Мне нужен актёр на небольшую роль подручного продажного адвоката, связанного с криминалом. У вас, как я понял, не было ни опыта работы в кино, ни опыта на сцене. Староваты вы, конечно, чтобы начинать карьеру… Хорошо, сейчас мы сделаем пробы, посмотрим, годитесь ли вы на эту роль.
– А что нужно делать?
– Мы с вами пока без камеры сыграем маленькую сценку. Вот вам небольшой текст. Сценарий вам знаком в общих чертах? Хотя откуда… Ну, не суть важно. По сюжету вы следом за гангстером Рокки Салливаном, которого играет Джеймс Кэгни, входите в аптеку. Пока Рокки пьёт свою кока-колу, вы негромко говорите аптекарю: «Добрый вечер! Как там мой рецепт?» Далее диалог по тексту, который у вас в руках. Вот прилавок, за которым я буду изображать аптекаря. Джонни, – кивнул он человеку в рабочем комбинезоне у софита. – Возьми колокольчик, я тебе кивну, когда нужно будет изобразить телефонный звонок. А ты, Фредди, сыграешь Рокки, будешь стоять у прилавка, делать вид, что пьёшь из вот этого стакана кока-колу. Потом я пройду сюда, будто в телефонную будку, и позову тебя. Так, а вы, мистер Сорокин, когда Фредди зайдёт в будку, с угрожающим видом скажете свою последнюю фразу: «Иди в заднюю комнату, закрой рот и глаза. Понял?» Я испуганно ухожу, на этом сценка окончена.
– Хорошо. Но прежде, чем мы приступим, я хочу озвучить вам своё условие.
– Что?! Вы ставите мне условия?! Да вы в своём уме?!
Я буквально всем своим существом почувствовал, как присутствующие напряглись, а вокруг наступила зловещая тишина. Однако я, как ни в чём не бывало, продолжил:
– Во-первых, моя внешность должна быть изменена, желательно с помощью шрама через всё лицо и усов, ну, или хотя бы модных нынче усиков. Второе: если моё имя окажется в титрах, то не настоящее, а псевдоним, на американский манер. Например, Фил Бёрд.
Прошло, наверное, с полминуты, прежде чем опешивший Кёртис нарушил молчание.
– Вы что, скрываетесь от правосудия? – тихо спросил он. – Или, наоборот, от мафии?
– От бывшей любовницы, – выдал я заранее заготовленный ответ. – Она от кого-то залетела, а меня выставляет отцом ребёнка, требует алименты. Сейчас, если она увидит, что я снялся в кино, то её усилия по выбиванию из меня денег возрастут многократно. Суд, конечно, будет на моей стороне, но мне не хотелось бы скандальной славы.
– Адам, кого ты мне привёз?! – обернулся Кёртис к пресс-секретарю Уорнера.
Тот развёл руки: мол, я здесь ни при чём. Режиссёр снова повернулся ко мне. Задумчиво массируя пальцами подбородок, он хмыкнул:
– Да-а, наглости парню не занимать. И это меня подкупает. Ну-ка, Люси, изобрази ему шрам и усы. Насчёт шрама можешь особенно не стараться, пока просто обозначь карандашом. А вы, мистер Сорокин, за это время должны выучить свой текст, чтобы не заглядывать каждый раз в бумажку. Там ничего сложного.
Гримёр – упитанная бабёнка средних лет, с замысловатой причёской на голове – усадила меня в кресло перед столиком с обрамлённым лампочками зеркалом и приступила к работе. Я сидел, пялясь в лист бумаги со своими словами и беззвучно шевеля губами. И впрямь ничего сложного. Через пятнадцать минут гримёр чуть отстранилась:
