Покой перелетного голубя - страница 13

– Можно мне пособирать раковины, Баба? – возбужденно спрашиваю его.

– Не сейчас, бачи. Сегодня мне нужно рано быть в суде.

Мой Баба – бизнесмен. Не знаю точно, что у него за бизнес, но офис у него огромный. На него работает уйма людей. Они льют воду на мельницу. О какой мельнице речь, я тоже не знаю – может, спрошу у него однажды. Сегодня он, кажется, в отстранённом настроении, так что я просто киваю и переплетаю свои пальцы с его. Ладонь у него тёплая и шершавая. Но мне нравится за неё держаться. Дома нам не выпадает много возможностей поговорить. Эти прогулки – единственный шанс для меня провести с ним время. Бхая он берёт с собой по пятницам на богослужения, а иногда даже и на теннис, но мне не настолько нравится спорт. Плюс к тому Бхай говорит, что теннисист из меня плохой, потому что я неправильно держу ракетку. Он говорит, что у Ноно получается лучше, но уж конечно Баба не возьмёт на теннис Ноно. В конце концов, я его дочь. У Ноно тоже есть Баба, она зовёт его Абба. Он живёт в деревне и иногда приезжает забрать у Мази деньги. Его вид мне не нравится, хотя я никогда не скажу Ноно об этом. Он вечно курит или плюётся, и Мама утверждает, что у него плохие манеры. Но этого я Ноно тоже не говорю. Не думаю, что ей понравится такое услышать.

Теперь солнце высоко. Я воображаю на его круге улыбающееся лицо, но, если смотреть прямо, оно слишком яркое. Зажмуриваюсь и пробую снова. Баба сжимает мою руку, и мы молча продолжаем шагать по Сивью.

Лахор, Пакистан

Моя жизнь не должна была так обернуться. Мне нужно было остаться в Окаре, выйти замуж в Окаре, родить детей и в итоге быть похороненной в Окаре.

Амма начала работать на Хашимов примерно в то же время, что Абба начал её бить. Нас, детей, было много, и родителям вечно недоставало денег, чтобы прокормить всех. Абба начал что-то покуривать. Иногда это было дороже обычных сигарет. До сих пор в точности не знаю, что это было. Вот она, ирония побега из отчего дома: выходишь замуж и оказываешься в точно таком же. Говорят, женщина бессознательно выбирает мужчину, похожего на отца. Интересно, не сделала ли я именно это?

Когда всё началось, мне было, должно быть, года четыре. Каждый вечер одно и то же: Абба возвращается поздно, затевает скандал с Аммой по какому-нибудь поводу, они орут, вопят, иногда Амма плачет. Абба требует у Аммы те небольшие деньги, что она заработала, днями напролет собирая хлопок на полях. Абба раньше работал пастухом, пока однажды не уснул на работе и не потерял всё стадо, которое должен был стеречь. А заминдар, которому принадлежали овцы, нашёл Аббу и пнул его между ног, чтобы разбудить.

– Ступай внутрь, – говорит мне Амма, как только в один ужасный день Абба приходит домой с работы.

Я догадываюсь, что в его глазах она видит что-то такое, чего не вижу я.

– Но почему? Я ещё не собрала рис с пола, – говорю я. Или то была фасоль?

– Потому что я так сказала. Кыш! – настаивает она и, несмотря на мои протесты, отпихивает меня, заслоняя спиной.

– Ты! Это твоя вина! Ты мало работаешь. И мне приходится выслушивать дерьмо от этой свиньи, от этого куска грязи, из-за тебя!

Видимо, Амма понимает, что скоро рванёт.

– Надия, бегом. Иди внутрь, – молит она, когда на неё обрушивается первый шлепок.

Я роняю всё, что собрала к тому времени, и прячусь за чарпаей, где меня прекрасно видно.

– А ты? Чего ты хнычешь? Что ты за проклятье, мелкая дерьмовка, – орёт он.