Покой перелетного голубя - страница 15

Острая боль протыкает мои внутренности – на миг я ошеломлена интенсивностью спазма. Я слышала, что травма может принять форму телесной боли. Глубоко дышу, освобождаясь от напряжения, которое появляется всякий раз, когда я думаю о ней. О моей Мише. Она была капризная, вечно приятно взволнована тем, что уготовал ей мир. Иногда она впутывала нас прямёхонько в неприятности; временами специально, хотя по большей части намерения у неё были совсем иные. Я стала той, кто я есть, благодаря Мише. Но я стала той, кто я есть, и вопреки нашему знакомству.

Я собираю отчеты, беру сумку и жду возвращения домой Мубашира. Я только пришла с работы и надеялась, что он отвезёт меня к сахабу Шадабу на байке. Но он сказал, что у него есть работа и что он вернётся к пяти вечера, – типичный Мубашир. Разумеется, его «пять вечера» может обозначать какое угодно время. Я вышагиваю по скромной комнате туда-сюда. Пытаюсь звонить, но он не берёт трубку. Снова проверяю время. Если я не хочу опоздать, мне нужно нанять рикшу. С Мубаширом так всегда: я не могу на него положиться.

Оглядываю комнату. Чарпая не прибрана, на ней до сих пор матрас с прошлой ночи. На столе несколько грязных чашек, опивки сладкого чая привлекают мух. Мубашир пьёт дудхпатти, и я почти уверена, что он время от времени ещё и добавляет туда дешёвый бханг. И под «время от времени» я подразумеваю каждый раз, когда ему выпадает возможность пошарить у меня в бумажнике. Испытываю побуждение быстренько прибраться перед уходом, но времени мало, и мне пора идти.

Сахаб Шадаб живёт в Галберге. Это по меньшей мере в двадцати минутах от меня, если ехать по Молл-роуд. Если по Литтон-роуд, то двадцать пять. В это время дня на Молл-роуд будет полно машин.

Я прохожу вдоль овражка близ моего дома – сточной канавы, которая ужасно воняет. Это составляет разительный контраст с помпезностью и величием центра города – блистательной личины, обманывающей новичка в Лахоре. Минареты Шахи-Кила, очарование реки Рави, великолепие мечети Бадшахи – всё это создает ауру ожидания, невыполненного обещания: мне будто бы слышна мольба, подчёркнутая восхитительной асимметрией прославленного города. Прикрываю лицо дупаттой. Вдоль улицы выстроились мастерские по починке вещей, тележки с фруктами, торговцы местными деликатесами. В животе урчит, и я вспоминаю, что не обедала. Покупаю шесть бананов и прямо на ходу заталкиваю один в рот. Рикши обычно задирают цены к вечеру. Машу одному, призывая его остановиться.

– Бхай, сколько вы попросите за то, чтобы отвезти меня в Галберг и обратно?

– Мне надо будет там ждать? – спрашивает он, чуть приподнимая густые брови. Осматривает меня с ног до головы, прикидывая, могу ли я себе позволить такую роскошь.

– Да, но платить заранее я не стану. Вдруг вы уедете? И кто тогда найдет мне рикшу, вечером-то?

– Но я попрошу триста пятьдесят рупий. Вам подойдёт?

– Я дам триста, без торга, – заявляю я.

Сейчас конец месяца, и у меня осталось не так много денег. Беззвучно молюсь, чтобы он согласился. Я знаю, что триста пятьдесят рупий за ожидание пассажира – это, вообще-то, исключительно приемлемая цена для рикш.