Покой перелетного голубя - страница 17

Я оглядываю комнату, будто решение моей дилеммы может материализоваться где-то рядом. Я не могу позволить себе остаться безработной. В то же время я не готова подчиниться.

Нет, только не снова.

Мне нужно решать быстро. И мудро.

– Сахаб Шадаб, вы знаете, что сахаб Директор не будет рад, если я приду к нему с жалобой. В прошлом месяце Узма говорила мне, что их уже и так слишком много. А респектабельный человек вроде вас не должен переживать о таких вещах. Вот, оставьте себе отчёты, и давайте просто считать, что сейчас ничего не произошло.

Я не собираюсь ждать, пока он ответит. Он ошеломлён моей прямотой, и я пользуюсь этой возможностью, чтобы направиться к двери. Едва скользнув за неё, бегу по коридору к главному входу. Руки трясутся, лицо покрыто потом. Я не оглядываюсь. Я почти уверена, что сахаб Шадаб не преследует меня, но знать наверняка не могу, а проверять не осмеливаюсь. Добегаю до центрального входа и изо всех сил тяну на себя дверь.

– Бхай, скорее, скорее! – вскрикиваю, увидев рикшу.

– Что случилось? Баджи, отчего вы плачете? – спрашивает он, запуская двигатель.

– Просто поедем. Пожалуйста, бхай. Быстрей!

Я перевожу дыхание, только когда мы выезжаем с улицы сахаба Шадаба. Вытирая лицо, расслабляю плечи. Глубоко дышу. Я и не осознавала, что сижу на самом краешке сиденья.

– Баджи, что произошло? – заметно смягчившимся тоном спрашивает рикша.

– Ничего, бхай. Просто этот мир. Наш мир не для бедняков. Мы здесь для того, чтобы развлекать этих. Людей, которым повезло оказаться состоятельными, которые думают, что это нормально – грабить, отнимая у бедных единственное, что у них есть: их достоинство. Они думают, что его можно купить.

– Не говорите так. Господь наш видит и слышит всё. И не печальтесь. Хорошие вещи ещё случатся, – говорит он с верой и убеждённостью, которым я завидую.

Не знаю, что ему ответить. Я столько раз разбивалась и собирала себя заново, что каких-то частей теперь недостаёт. И я очень жду, когда уже случатся эти хорошие вещи. Жду этого всю свою жизнь.

Остаток пути мы проводим в серьёзном молчании. Я плачу водителю и шагаю вдоль канавы к дому. Обхожу люки, железные крышки которых разворовали героиновые наркоманы. Мне на лицо приземляется дождевая капля – обещанием облегчения после изнуряющей дневной жары. С чувством поражения я смотрю наверх. Если бы Господь мой был там, жизнь не причиняла бы столько боли. Будь Он там, мной не пользовались бы, как вещью. Мои глаза наливаются слезами, и влага в них смешивается с дождём. Где же ты, мой Худа?

Лондон, Соединённое Королевство

– Выдохните и со следующим вдохом перейдите в асану «собака мордой вверх» либо в позу кобры, какой бы ни была сегодня ваша практика, – низким, успокоительным тоном говорит долговязая инструкторша по йоге.

В её акценте слышатся немецкие – или французские? – ноты. Я вечно путаю эти языки; знаю только то, что немцы всюду пихают это своё «кх-х».

Талха искоса глядит на меня, стоя в своей идеальной «собаке мордой вверх». Внезапно меня охватывает гипертрофированное ощущение несовершенства моей позы: мои бёдра вечно касаются земли – никогда мне не удаётся удержать их над поверхностью. Словно по щелчку концентрацию нарушают мысли, и я обнаруживаю, что перескакиваю с одной на другую. Уитакер говорит, что всякий раз, когда мою голову переполняют воспоминания, я должен сосредотачиваться на том из них, которое приносит расслабление. Сегодня я начинаю думать о воздушных змеях.