Должность Игоря Глебовича оставляла право усомниться:
– Что «слышали»?
Но Лукич был твёрдо настроен, провести собственный бенефис именно сегодня:
– Здра-а-сьте! Саша Попко, ведь, по-русски сказал: Гнутый!
– Эх, ма! – поразились оркестранты. – А ведь, точно!
Цинизм профессии, в душах лабухов, уступил место жалости. Всегда такая новость бьет камнем! Не может человек смириться, что всему есть конец.
После паузы, кто-то спросил:
– А как, Гнутого звали-то?
– Алексей.
– А по отчеству?
Неловкость незнания растворилась в тишине.
Да-а… Всё «Гнутый, Гнутый», а это ведь не фамилия, а прозвище. Дурацкое! У человека голова была чуть наклонена влево, из-за операции на шее.
Работал Алексей на плавмастерской. Он один заменял небольшой завод по изготовлению рыболовных снастей: и самодуры, из дефицитной нержавейки, мог подогнать, и сети, и блёсны. Да, и ножи мог организовать, по вашему заказу, хоть охотничьи, хоть с кнопочкой.
Ломил цену, конечно, Гнутый. Тот, ещё хорёк был. Ну, чего уж теперь. Теперь плохо про него не надо.
И не старый-то мужик был. Как сказал про него сынишка Игоря Глебовича: «ну, тот дедушка, который ещё не дедушка».
Могло показаться странным, что адмирал так озаботился проводами Гнутого. Но, во-первых, Алексей (как всё-таки неудобно без отчества!) был военным пенсионером, и вполне могло статься, что знал будущего адмирала, если не с курсантских, то уж с лейтенантских времён. А, во-вторых, адмирал сам рыбак заядлый. Так, что странность эта была надуманной, и могла сгодиться только человеку постороннему, а не жителю города П..
Музыканты притихли, раздавленные ничтожностью человеческой судьбы, на фоне ближайшей галактики.
В дверь просунулась голова Штукина. Потом, словно убедившись, что ругать его не будут, матрос втащил свою огромную трубу.
– Тащ, я на обед пойду.
– Иди родной. Иди.
Игорь Глебович вспоминал: поглажена у него белая рубашка или нет? Людка-то, сейчас, на работе.
Полярная ночь способна сгубить любое хорошее настроение. А если его и в помине нет? Тут, могут помочь только «капли», зажигающие солнце. Те, что по «15».
И когда минёр с «сорок восьмой» лодки Олег Семерня предложил «вспрыснуть это дело», Игорь Глебович уже собрался было согласиться. Но потом Семерня достал своими шуточками:
– Глебыч, ты чего такой потрясённый? Судя по белой рубашке, ты рассчитывал на орден Красной звезды?
А потом, присмотрелся и стал допытываться:
– Глебыч, а кто тебе её так интересно погладил?
Дирижёр вспыхнул, и, не отвечая, шагнул в полярную ночь.
Капитана-лейтенанта Семерню, как и Игоря Глебовича, вызвали в канцелярию штаба, чтобы ознакомить с приказом.
– Совещание, совещание! У адмирала! – Игорь Глебович передразнил утреннего посыльного. – Идиот чёртов!
Не было там никакого адмирала. Адъютант сунул приказ о лишении тринадцатого оклада по итогам года, чтобы расписались в ознакомлении, вот и всё совещание.
У Семерни формулировка была лаконичная: «за употребление спиртных напитков в служебное время», а у Игоря Глебовича целый рассказ написал поклонник творчества Римского– Корсакова. Без слёз до середины не дочитаешь.
Окна в клубе почему-то светились. Видимо, кто-то из его архаровцев забыл выключить свет. Игорь Глебович сорвал с шеи форменный галстук– «селёдку», и побрёл к клубу.
В комнате, за столом с разложенными на нём рыболовными приблудами, сидел Лукич и, Господи прости нас грешных… Гнутый.
