– А твоя птица, Герта? – вспомнила Лиз, пока кухарка ставила перед нами тарелки и раскладывала приборы. – Всё ещё здесь, не улетела?
Рута неодобрительно поджала губы, а я только шире улыбнулась.
– Не дело это, дэйны, чтоб совы в хозяйских покоях жили и свободно по замку летали! Да в кухню! У меня там продукты, у меня там чистота и порядок, а эта сова, позвольте заметить…
– А эта сова на твою территорию клюва и не кажет, – напомнила я и сняла крышку с блюда. – М-м-м, айта Рута, вы сегодня превзошли саму себя!
Кухарка польщённо улыбнулась.
– Да, птица со мной, скрашивает мои серые дождливые будни. Выходные и праздники тоже. Лиз, сюда она не залетает; уж не знаю как, но порой кажется, что сова понимает человеческую речь. Она довольно неглупа и вовсе не носится бешеным стрижом по всему замку, как хочет показать Рута. Так что никаких… птичьих неожиданностей ни на коврах, ни в тарелках, ни в причёсках, – со смехом закончила я.
Рута неодобрительно закатила глаза и степенно удалилась.
Мы принялись за еду. Рыба действительно удалась, овощи на углях тоже; я потом потихоньку отложу немного спаржи и баклажанов для своей совы, неожиданно оказавшейся той ещё гурманкой. Нет, от всяких личинок и мелких грызунов сова-мелюзга тоже не отказывалась, но к еде человеческой оказалась удивительно неравнодушной. И я быстро привыкла потихоньку таскать с кухни овощи, сухофрукты (и сладкоежка к тому же!), а то и немного мяса.
Обитала сова в моей спальне; Верген, помнится, поворчал недовольно, но клетку привёз, а нанятый плотник, чинивший покосившийся сарай, за небольшое вознаграждение от меня лично согласился выточить птице пару жёрдочек и приладил их на стены. Клетку сова предпочитала открытую, нередко дремала там. Учитывая разошедшийся дождь, моя пернатая подруга, скорее всего, уже вернулась под крышу: в моём окне было вырезано специальное отверстие, которое я почти всегда держала открытым.
За едой мы обсуждали всё на свете: моду, за которой больше не следила я и которая неизменно интересовала тётушку, сплетни вокруг самой Ализарды, тянувшиеся за ней шлейфом с юных лет. О ней, даме красивой и всё ещё молодой, но незамужней, болтали разное, только Ализарду это не волновало, к ней удивительным образом не прилипала никакая грязь. Она лишь посмеивалась и пожимала точёными плечиками. Потом я хвасталась новой картиной, творением рук своих, размещённой в этой же комнате в нише.
– За последнюю твою работу, кстати, хорошие деньги дали, – заметила тётя с улыбкой. – Я привезла, отдам. Уже вторую картину покупают в столичные дома. Неплохо, очень неплохо, Дэри! Глядишь, и интерьеры императорского дворца украшать начнут.
– Не хотелось бы, – отказалась я.
Голову сдавило раскалённым обручем и тут же отпустило; Лиз виновато наморщила нос.
– Прости, чушь несу! Совсем не подумала, так обрадовалась, что твои работы ценят всё больше!
– Привлекать внимание императорского двора и самого Ландера – последнее, чего я хочу, – пробурчала я и поспешно обняла ладонями чашку с горячим чаем. – Для императора и его окружения я сгинула почти шесть лет назад, и пусть всё так и остаётся. Другое имя, другое лицо ещё не гарантия, что… Словом, не надо привлекать внимания, Лиз. Я, безусловно, мечтаю покинуть это место, но оставшееся время хотела бы провести в покое и безопасности.
Ализарда выбралась из-за стола и обняла меня, прижала голову к себе.
