И вот приходит человек, на долю которого выпал жребий раздать всем сестрам по серьгам, расставить точки над «i»: нужное уложить на века по кирпичику, остальное – сор – безжалостно вымести. Он исполнен злобы против унижавших его сызмальства бояр, считавших его в лучшем случае первым среди равных, да и в отношениях с Церковью твёрдо намерен провести в жизнь принципы Филофеевы: царь получает свою власть непосредственно от Бога, он уподобляется Богу и подобно Царю Небесному проникает во все помыслы человека. Кроме царя, некому унять людские треволнения. Власть царя выше власти духовной, которая в отношениях с государем не должна забывать своё место.
– Вы действительно уверены в том, что вы говорите?
Должно быть, общение с душевнобольными не всегда бесследно проходит для тех, кто их лечит, Анохин ещё в первую беседу с главврачом обратил внимание, что Горохова порой вполне можно было бы спутать с кем-нибудь из его пациентов, – во всяком случае, эксцентричности в нём было хоть отбавляй.
– Вы подумайте, что вы рассказываете! Это же самый настоящий бред – делириум! Послушать вас, так у нас в подвале какой-то средневековый каземат! Быть может, вам это померещилось? Я уже более десяти лет в нашем санатории, а ничего подобного не слыхал, а вы здесь всего неделю и вдруг такое откопали! Но мы, конечно, проверим. Напишите заявление, изложите в нём подробно, что с вами произошло. – Он помолчал, затем вновь внимательно посмотрел на Анохина. – Так вы настаиваете на своих утверждениях?
– Нет, – поспешно замотал головой Анатолий, – но мне хотелось бы отсюда куда-нибудь перевестись.
– Ах вот как! – Горохов взглянул на Анохина недоумевающе, как-то сбоку, по-птичьи. Затем сделал вид, что разобиделся. – Я вас не понимаю! У нас здесь идеальные условия. Вы улавливаете разницу: тут не сумасшедший дом, не психиатрическая лечебница, а санаторий – са-на-то-рий для душевнобольных. Ни одного буйного, ни разу на моей памяти не понадобилось вмешательство санитаров, лес кругом, грибы, ягоды. Цветной телевизор. Почти никаких лекарств. А кормят как! Куда же вы хотите перевестись?
– Куда угодно! Я согласен на любой вариант.
– Боюсь, что это вряд ли возможно, – пожал главврач плечами, – но напишите всё-таки заявление, я обещаю, что сам лично им займусь.
Анохин потёр лицо руками, затем взглянул на главврача просительно:
– Скажите откровенно, доктор, шансов никаких?
Тот побарабанил пальцами по столу и проговорил уклончиво:
– Боюсь, что вы здесь не случайно. Характер вашей болезни как раз в том русле, на котором мы специализируемся. Так что вам повезло. Вы понимаете меня?
– Да, конечно. – Анохин кивнул.
– Можешь убираться к своей старухе! – Марина была близка к истерике. – Я же вижу! Ты стал ко мне гораздо холоднее и мыслями уходишь от меня всё дальше! Иди, иди к ней, я тебя не держу! Обойдёмся с Сашенькой и без тебя!
Крупейников в растерянности смотрел на жену. Что случилось? Чем объяснить такой нервный срыв? Ей ведь нельзя сейчас волноваться.
– Подожди, Мариночка, объясни толком.
– А тут и нечего объяснять. Звонила твоя ненаглядная, интересовалась, где ты есть. Вот ты мне и объясни, с какой это стати? Ты же мне клялся и божился, что не поддерживаешь с ней никаких отношений.
Ах, Господи, ну что за бестактность! Неужели надо было Зое сюда ему звонить? Что за срочность такая? Неужели не могла там, на той квартире его поймать?
