Поломанный Мир 5: Последние Люди - страница 28
Одни шли на северо-восток, чтобы образовывать языческие племена через веру в Свет и Тьму на Янтарном Берегу.
Другие плыли за Экватор под предлогом возврата священного праха Пророка в лоно Церкви, ради которой Он был предан огню дельмеями.
Разумеется, это была просто экспансия на Восток, чтобы грабить, завоевывать и теснить – адептов Пантеона, лунаритов и огнепоклонников. Любых неверных, что ходят по Святой Земле, где Хроза узрел истину и донес ее до Первых Уверовавших.
За Экватором Воины Хоругви уже не одну сотню лет бесчинствуют. Как бы рыцари ни молились Противоположностям, кровью окроплены все. Нет среди них ни благородных, ни безгрешных. Только военные преступники, оккупанты и просто воры.
Каждый орден пользуется своей дурной славой на местах. Нет ни в Гастете, ни в Тримогене, ни в Лиге Городов семьи, до которой бы ни добрались храмовники, так или иначе. Впрочем, даже на фоне всех остальных особняком стоят лазариты.
Вот уж, кому иноверец не хотел бы попасться в руки. Даже прочие Воины Хоругви зовут их фанатиками своего праведного дела. Более того, по возможности сторонятся. Ибо многие их взгляды и поступки, причем – заслуженно, сопоставимы с крамолой, ересью.
За это целый орден должны были предать остракизму, анафеме. Но Церкви Равновесия выгодны такие душегубы: кто-то же должен пачкать руки во имя Света и Тьмы. Там, где прочие бы предпочли оставить их чистыми.
Если бы только папы Цимские знали, кому потакают…
Множеством легенд окутано имя лазаритов. Правдивыми, в основном. Но сколько бы народ ни болтал, так до чистейшей истины и не добрался: это закрытый орден, который воспитывает своих рыцарей с малолетства.
Даже на Западе знают, что для Ордена Лазаря Нетленного жизнь неверных не представляет никакой ценности.
Силой, мягкой или жесткой, рыцари подчиняют своей воле целые поселения. Своей, а не воле Церкви Равновесия.
Расхищают и жгут чужие святыни. Завозят предприимчивых переселенцев с Запада, чтобы укоренить истинную веру на Востоке. Местное население – сгоняют в кучу для тяжелых поденных работ на благо ордена под палящим, голодным солнцем Пустыни.
Все это – не более, чем ширма, за которой скрывается горькая правда. Такая, какую не выпытаешь у лазарита даже под многочасовыми пытками. Причем в истинное положение вещей был посвящен каждый рыцарь ордена. Жаклин Азема – в том числе.
Её заслуги перед образом Лазаря Нетленного заметил сам великий магистр.
И это притом, что хоть сколько-нибудь значимую позицию девушка не занимала: у нее в подчинении едва ли набралось бы свыше двадцати человек. Тем не менее, гроссмейстер желал её видеть: отправил приглашение – великая честь, которой удостаивались, на памяти Жаклин, единицы.
Она как раз возвращалась из Занжера, оставляя за собой сотни опаленных крестов с развешенными неверными. Такова плата за неповиновение местных. Но в конце концов, хлыст ужаса возымел прок: люди бросали идолов, которым кланялись поколениями.
Чем меньше верующих вокруг них, тем слабее ложные образы.
Чем больше неофитов потянется к единственной настоящей религии, тем ближе ее победа над вселенским мракобесием.
«Мы живем аскезой, – размышляла Азема, готовясь ко встрече с гроссмейстером. – Если меня намереваются возблагодарить за службу, то уж точно не мирскими благами. Грехи мирян чужды нам, и потому орден им никак не потакает. Значит, меня просто… заметят. Признают. И, вероятно, дадут поручение, до которого я, наконец, доросла».