– Хочу представить вам, друзья, руководителя будущего восстания, – с торжественной ноткой произнёс Лелевель. – Полковник Иосиф Заливский, прошу любить и жаловать.
Одёрнув дурно пошитый сюртук табачного цвета, полковник слегка поклонился. Было в его крупном широкоплечем теле нечто богатырское, вызывающее безотчётное уважение. Широкое некрасивое лицо с густыми усами отличалось выражением суровости, квадратный подбородок внушал мысль о твёрдом характере. Маленькие, глубоко посаженные глаза жёстко смотрели из-под густых бровей. Трудно было бы представить этого человека танцующим на балу, а вот на поле боя во главе солдатской колонны – вполне.
– С вашего позволения, панове, я изложу предлагаемый план восстания, – произнёс он густым низким голосом.
Лелевель взмахом руки неожиданно остановил его.
– Прошу извинить… Прежде чем мы выслушаем пана Заливского, хочу объявить присутствующим: всё сказанное должно остаться в полном секрете, – строго сказал он. – Это непременное требование. В своей среде мы порой бываем легкомысленны и болтаем лишнее. Так вот, панове, болтовня закончилась. Начинается дело…
Обсуждение плана восстания затянулось до вечера. Устало иду на встречу с Каминским, жалея о том, что нельзя её отложить, а так сейчас было бы хорошо вернуться домой и вытянуться на кровати.
День чудес, иначе и не скажешь…
Лелевель окончательно утратил надежду о чём-то договориться с князем Адамом, и это само по себе не удивительно. Удивительно, что он вообще питал на сей счёт какие-то иллюзии и согласился убить время на заведомо провальную встречу. Вероятно, председатель до последних дней находился в плену обаяния, авторитета и огромных возможностей первого среди польских магнатов и не исключал, что каким-то образом удастся привлечь всё это великолепие на пользу Комитету. Теперь окончательно ясно, что нет.
И следом, как чёрт из табакерки, выскакивает полковник Заливский…
Мы действительно много обсуждали подготовку к восстанию, мечтали о нём – и всё же сходились в мысли, что для его успеха необходимы три условия: наличие жизнеспособного плана, военного руководителя и больших денег. Ничего этого в распоряжении Комитета не было. Всё это вдруг появилось в одночасье. Откуда?
Нельзя сказать, что Заливский в кругах эмиграции был неизвестен. Один из видных участников Восстания, он и в Париже остался горячим приверженцем вооружённого освобождения Царства Польского. И, как выясняется, даже составил соответствующий план. Насколько могу судить, план небесспорный, но любопытный, однако не в этом суть. А вот где он был со своим планом до этого дня? Как сумел привлечь внимание и доверие Лелевеля? Причём доверие настолько большое, что наш председатель ничтоже сумняшеся заранее объявил Заливского руководителем будущего восстания и фактически единолично выдал ему карт-бланш на подготовку. Пусть даже пока что на уровне слов. Для такого осторожного политика, как Лелевель, дело необычное…
И третье, деньги. Ещё предстоит сосчитать, сколько понадобится средств для организации вооружённой борьбы, но ясно, что суммы будут изрядные. В последние месяцы, как уже говорилось, с деньгами в Комитете стало неплохо, и пособия наши люди получают более-менее регулярно. Однако одно дело карманные расходы и совсем другое – закупка оружия, припасов, амуниции. Тем не менее Лелевель дал понять, что деньги в нужном объёме будут. Снова пещера Лейхтвейса и таинственный филантроп? Но и благотворительность имеет свои границы. А бездонных пещер не бывает…
