Читать онлайн Екатерина Глаголева - Польский бунт

Знак информационной продукции 12+

© Глаголева, Е., 2021

© ООО «Издательство «Вече», 2021

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2021

ООО «Издательство «Вече»

http://www.veche.ru

Дипломированный переводчик Екатерина Владимировна Глаголева (р. в 1971 г.) начала свой литературный путь в 1993 году с перевода французских романов Александра Дюма, Эрве Базена, Франсуа Нурисье, Фелисьена Марсо, Кристины де Ривуар, а также других авторов, претендующих на звание современных классиков. На сегодняшний день на ее счету более 50 переводных книг (в том числе под фамилией Колодочкина) – художественных произведений, исторических исследований. Переводческую деятельность она сочетала с преподаванием в вузе и работой над кандидатской диссертацией, которую защитила в 1997 году. Перейдя в 2000 году на работу в агентство ИТАР-ТАСС, дважды выезжала в длительные командировки во Францию, используя их, чтобы собрать материал для своих будущих произведений. В тот же период публиковалась в журналах «Эхо планеты», «History Illustrated», «Дилетант», «Весь мир» и других. В 2007 году в издательстве «Вече» вышел первый исторический роман автора – «Дьявол против кардинала» об эпохе Людовика XIII и кардинала Ришелье. За ним последовали публикации в издательстве «Молодая гвардия»: пять книг в серии «Повседневная жизнь» и семь биографий в серии «ЖЗЛ». Книга «Андрей Каприн» в серии «ЖЗЛ: биография продолжается» (изданная под фамилией Колодочкина) получила в 2020 году диплом премии «Александр Невский».

Краткая библиография:

Дьявол против кардинала (роман). Серия «Исторические приключения». М.: Вече, 2007, переиздан в 2020 г.

Повседневная жизнь во Франции во времена Ришелье и Людовика XIII. М.: Молодая гвардия, 2007.

Повседневная жизнь королевских мушкетеров. М.: Молодая гвардия, 2008.

Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана. М.: Молодая гвардия, 2010.

Повседневная жизнь масонов в эпоху Просвещения. М.: Молодая гвардия, 2012.

Повседневная жизнь европейских студентов от Средневековья до эпохи Просвещения. М.: Молодая гвардия, 2014.

Вашингтон. ЖЗЛ. М.: Молодая гвардия, 2013.

Людовик XIII. ЖЗЛ. М.: Молодая гвардия, 2015.

Дюк де Ришелье. ЖЗЛ. М.: Молодая гвардия, 2016.

Луи Рено. ЖЗЛ. М.: Молодая гвардия, 2016.

Ротшильды. ЖЗЛ и вне серии: Ротшильды: формула успеха. М.: Молодая гвардия, 2017 и 2018.

Рокфеллеры. ЖЗЛ и NEXT. М.: Молодая гвардия, 2019.

Путь Долгоруковых (роман). Серия «Россия державная». М.: Вече, 2019.

Аль Капоне. Порядок вне закона. ЖЗЛ и NEXT. М.: Молодая гвардия, 2020.

Польский бунт (роман). Серия «Всемирная история в романах». М.: Вече, 2021.

– Матка боска, что это?

Марыля рывком села на постели, и сердце тотчас заколотилось, пытаясь выпрыгнуть в горло. Что-то ухнуло так, что стены задрожали. Опомнившись ото сна, Марыля поняла, что это выстрелила пушка. Воздух гудел от набатного звона; басовитому колоколу костёла бернардинцев близ Замковой площади, знаменитому на всю Варшаву, вторили колокола у Святого Яцека на углу Мостовой и Фрета, в костёле паулинов на Длугой улице… Неужели пожар? Третьего дня на рынке говорили, что русские на Пасху хотят поджечь Варшаву со всех концов… Было раннее утро Великого четверга, только-только начало светать. Езус-Мария! И муж как вечером ушёл, так и не вернулся! Пани Килинская скинула ноги на пол.

Ладонь нащупала на подушке какую-то бумагу, которой тут вечером не было. Разобрать что-либо при свете ночника невозможно, да и недосуг. Молодая женщина торопливо надела салоп прямо поверх рубахи, стала было искать платок в темноте, но тут с лестницы послышался шум – кто-то спускался по ней, стуча сапогами и гремя саблей. Марыля поспешила следом.

Посреди улицы, с факелом в левой руке, стоял муж, и душа на миг озарилась радостью, прежде чем сжаться от тревоги. По Широкому Дунаю бежали люди – с ружьями, саблями, – и Килинский указывал им, куда бежать, выкрикивая распоряжения. До брони! До брони![1] Топот ног и бряцание оружия смешивался с колокольным гулом; от этого страшного шума у Марыли к горлу подступила тошнота. Московский капитан, квартировавший в их доме на втором этаже (это он вперёд неё спустился по лестнице), подскочил к Килинскому и начал кричать; тот сделал резкое движение правой рукой; москаль согнулся пополам, а затем упал, завалившись набок; в свете факела блеснуло алое лезвие.

– Ян! – крикнула Марыля и лишилась чувств.

Обернувшись на крик, Килинский беззвучно выругался сквозь зубы. Тщательно подготовленная им революция началась, мешкать было нельзя, но и оставить на улице сомлевшую беременную жену тоже было невозможно. С севера, со стороны Мостовой и Фреты, уже доносились приглушенные выстрелы: мясники Сераковского, засевшие на крышах и колокольнях, вступили в бой с русскими солдатами; жахнула пушка; ветер донёс дружный крик – «…ееей»… Справа из какой-то дыры вылез казак и поспешил в сторону Рынка, торопясь к своим. Отбросив факел, Килинский кошкой прыгнул к нему и со всей силы стукнул по загривку рукояткой окровавленного кортика – подарка ксендза Мейера: вот тебе! Вот тебе! Никого больше своею пикой не поклюёшь! Наклонился над упавшим казаком, чтобы посмотреть, жив ли тот ещё, и тут на его левой руке повисла жена.

– Ян, что ты делаешь! Опомнись! – рыдала Марыля. – Для того вы с приятелями собирались и разговоры вели – чтобы ты людей убивал и чтобы тебя убили? Вспомни о детях наших! Ты хочешь нас покинуть, сделать их сиротами?

Голос её прервался, она теперь всхлипывала и выла без слов, словно уже осталась вдовой.

– Полно, полно! – пытался её успокоить Килинский. – Ступай домой, помолись Господу! Теперь уж началось, поздно отступать, надо защищаться! Ступай домой, Марыля, здесь опасно!

– Нет! – Она помотала простоволосой головой и, не выпуская руки мужа, заговорила исступленно, заглядывая ему в глаза: – Я жена твоя перед Богом и людьми; ты готов погибнуть за Отчизну, так я погибну вместе с тобой; вместе жить – вместе умирать; не вернусь я домой, пока ты сам туда не вернешься!

Что прикажете делать? С юга теперь тоже слышались выстрелы и крики, сливавшиеся в дикий гул; там Медовая улица, там проклятый Игельстрём – вот бы захватить его да потолковать по-свойски!.. Накричал бы на глупую бабу, да не поможет. С бабами лучше хитростью. У Игельстрёма он ловко вывернулся две недели назад, когда уж готовы были волочить его в темницу как бунтовщика, по доносу, – притворился провокатором, – а уж с собственной женой и подавно сладит. Стиснув зубы и стараясь казаться спокойным, Килинский пошёл с ней домой, поднялся на четвёртый этаж, не торопя, давая перевести дух. Войдя в горницу, Марыля упала пред мужем на колени у самой двери, заклиная остаться, не сиротить детей. Янек, Францек и Ваврек проснулись и испуганно плакали; двухлетняя Марыся подбежала к матери и тоже заревела во весь голос; Агнешка захлебывалась плачем в колыбельке. Килинский гладил жену по волосам и по плечам, просил успокоить детей; никуда он не уйдёт, пусть замолчат только. Поднимая её с колен, он одновременно поворачивал её так, чтобы оказаться между ней и дверью, и незаметно нащупал рукой за своей спиной ключ, вставленный в замочную скважину.

– А где бумага, которую я тебе оставил? – вдруг спросил он.

– Бумага? Какая бумага? – растерялась Марыля.

– Очень важная бумага. Здесь, на постели, была.

– Ах да, я видела…

Марыля заметалась в поисках; Ян ловко вынул ключ из двери, выскочил в коридор и тотчас запер дверь с другой стороны.

– Ян! Открой!

Марыля барабанила кулаками в крепкие сосновые доски; детский плач зазвучал ещё громче, но Килинский уже бежал вниз по темной лестнице через две ступеньки, рискуя сломать себе шею. Ничего, пусть посидят взаперти. Он скоро вернётся и выпустит их. Вернётся с победой! Что, Игельстрём! Ты тогда пожелал узнать, сколько человек я, башмачник Килинский, смогу вывести на улицы! Ну так смотри – вот они!..

Дом русского посланника Игельстрёма горел. Пламя вырывалось из окон второго этажа, освещая нарядную балюстраду и бросая отсветы на толпы вооружённых людей, с обеих сторон бежавшие по улице. Екатерина Александровна как ушла, так и не возвращалась; Джейн истомилась от тревоги. Николенька встал на цыпочки у подоконника и таращил глазёнки, глядя в окно; няня прижимала к груди годовалого Сашеньку. На лице её отразился испуг, когда Джейн как могла объяснила ей по-русски, что пойдёт искать барыню.

На улице она сразу прижалась к стене и не могла двинуться с места, парализованная от ужаса. Поляки, вооружённые ножами и тесаками, дрались с русскими солдатами, бросаясь на штыки; убитые падали и лежали тут же, под ногами у дерущихся; их кровь текла на мостовую, покрытую соломой – Игельстрём велел посыпать ею улицу, чтобы приглушить шум экипажей, докучавший его любовнице Гонорате Залусской, которая открыто жила в его доме и поправлялась после недавних родов… Теперь шум стоял такой, будто разверзлась преисподняя. «Бей москалей!» – несся клич. При каждом выстреле Джейн втягивала голову в плечи. Собравшись с мужеством, она побежала вдоль дома, юркнула в первую попавшуюся дверь и стала подниматься по лестнице.

– Хто ту ест? – послышался испуганный женский голос.

– It’s me, – ответила Джейн, не сообразив, что тут не понимают по-английски. Потом сказала первое, что вспомнилось: – Пшепрашам пани…

Со второго этажа ей навстречу спустилась женщина в чепце и со свечой в руке, оглядела, схватила за руку и повела за собой. Джейн её узнала: это была хозяйка дома, где они снимали квартиру. Увидев в горнице Екатерину Александровну, она обрадовалась: нашлась! – но госпожа Чичерина производила впечатление безумной. Она смотрела перед собой немигающим взглядом и не отвечала, когда с ней заговаривали.

На лестнице послышался топот сапог, звяканье шпор, дверь распахнулась, и на пороге появился муж хозяйки в голубом мундире польских гусар, в черной конфедератке с высоким белым султаном и с офицерским шарфом. При виде двух русских женщин глаза его налились кровью.

– Преш з мего дому! – завопил он, схватившись рукой за эфес сабли.

Джейн обхватила Екатерину Александровну за плечи и поскорее вывела на улицу. Там они остановились в растерянности. Бой разгорался всё жарче, где-то в конце Медовой ударила пушка.

– Барыня! – послышался крик.

Няня с Сашенькой на руках стояла у стены; Николенька держался за ее юбку. Джейн не знала, что ей делать, куда податься. Она вздрогнула, когда кто-то похлопал её сзади по плечу.

– Kommen sie, Fräulein, komm! – пожилой немец в потертой куртке, штанах до колен и деревянных башмаках, надетых на босу ногу, делал ей знаки, чтобы они шли за ним. – Ходзь ту!

Это был стекольщик-пруссак, живший в том же доме на первом этаже, занимая пару комнаток при мастерской. Женщинам он отвёл чулан, где пахло пылью и замазкой; принес несколько охапок соломы, пару колченогих табуретов, поставил поганое ведро для отправления надобностей… За стеной, на улице, снова ухнула пушка; тотчас раздались крики боли и вопли ярости… Три молодые женщины бросились на солому, прижав к себе детей…

Поднятый с постели вестовым, Федор Сергеевич Гагарин наскоро оделся, поцеловал в лоб сонную жену и быстро явился к генералу Милашевичу. Небо со стороны Вислы только-только начало светлеть; воздух дрожал от колокольного звона; Варшава гудела, как растревоженный улей. Не все офицеры Сибирского полка оказались налицо: некоторые, квартировавшие в частных домах, погибли от рук своих хозяев; в окна стреляли, с крыш бросали каменья. Офицеры и солдаты пересказывали друг другу то, что удалось узнать наверное: в четыре часа утра отряд польской кавалерии атаковал русский караул между казармами и воротами Саксонского сада; тот дважды выстрелил из пушек и был вынужден отступить, поляки же подрубили лафеты и вернулись восвояси. Но сразу же вслед за тем выступила вся конная гвардия: часть направилась к арсеналу, другая – к казармам; два пушечных выстрела подали сигнал бунтовщикам. Собравшаяся у арсенала чернь расхватывала ружья и сабли, которые им выбрасывали прямо в окошки. Приказы короля Станислава Августа выполнять отказались: гвардейцы заявили ему с чисто польской заносчивостью, что послушаются лишь зова своей чести. Говорят, что на русских солдат напали прямо в церкви или когда они выходили оттуда, отстояв заутреню, – это голос чести велел?! Везде был ералаш; русские отряды оказались отрезанными друг от друга и не могли подать помощи один другому. Стреляли в Нове-Място, палили на Медовой: два русских батальона обороняли дом генерала Игельстрёма. Король послал к нему своего старшего брата Казимира Понятовского с предложением покинуть город и вывести оттуда русские войска, иначе ему не успокоить народ. И вот прошёл уже час, а бой всё не прекращается…